— Это не проблема для стихийника, — возмутилась я, — подсушите.

— Не буду, я устал, — прошептал девятый, опять проваливаясь в сон, — к тому же там занято…

— Здесь тоже.

— Там Эвения, и у нее истерика. А здесь вы.

— Хотите и меня до слез довести? — возмутилась я шепотом.

— Кхм, кто бы говорил. — Со страдальческим вздохом девятый убрал руку и поверился на другой бок. — Это у вас до предела довести получается легко.

Он накрылся одеялом, стянув почти все на себя. А я возмущенно села и хлопком ладоней зажгла верхний свет.

— Сэр Лесски! Это не единственная сухая комната.

Из кокона одеял раздался протяжный укоризненный стон:

— Ирэна-Ирэна…

— Я не обманываю! — заявила запальчиво и сложила руки на груди: — Подвал и чердак находятся в полном…

Одеяло слетело на пол, за ним подушка, и возмущенный полураздетый мужчина с прищуром посмотрел на перепуганную меня.

— Дорогая моя служка, — последнее он подчеркнул шипяще, — в моем полном распоряжении, как вы имели наглость выразиться, находится весь мой дом. В данный момент весь он мокрый, за исключением лишь одной спальной комнаты. Этой!

Я сглотнула, вспомнила, в каком виде сижу перед правообладателем, и тут же притянула подушку к себе. Хмыкнул. Тяжело вздохнув, потер затылок и отвел глаза в сторону:

— И заметьте, я не явился средь ночи выяснять причину повышенной влажности, а всего лишь заявил права на часть вашей кровати.

И с усталым вздохом он опять лег. Стыдно стало и боязно, и… Когда перед глазами на белых простынях застыл знакомый голый торс девятого, говорить что-либо не заикаясь было очень сложно.

— Я… я…

Он рассмеялся тихо и искренне:

— Я так понимаю, сказать вам больше нечего. Какое счастье! — Хлопком выключил свет, взмахом руки вернул одеяло и подушки на кровать, укрылся по самый подбородок и протяжно вздохнул: — Тишина наконец-то…

Минуту я молчала, унимала сердцебиение, смятение и смущение, собирала мысли воедино. А подумав немного, поняла, что мое положение еще не так плохо.

— Сэр Лесски?

Ответом мне стало его сопение.

— Профессор…

А от него молчание.

— Дейр!

Тяжелый вздох и сердитое:

— Ну что еще? Хотите предупредить о своем храпе? Не стесняйтесь, признайтесь и, так и быть, я поставлю полог тишины…

— Леди не храпят! — воскликнула я возмущенно, совсем позабыв о том, что хотела сказать.

— Это вам так только кажется, — хмыкнул девятый с улыбкой в голосе. — В одну ночь я застал вас сладко спящей, в другие три поднимал на собственном хребте. Так что мне ли не знать…

Зажмурилась и резко выдохнула:

— Хорошо, допустим, я храплю и полог действительно требуется, но…

— Ну-ну, — протянул он с ехидцей, — продолжайте, очень интересно.

— Но вопрос в другом. — Я открыла глаза и с укоризной посмотрела на стихийника: — Исходя из ваших слов, получается, что вы оставили в одиночестве плачущую женщину.

— Забыла добавить, в мокрой комнате, — произнес правообладатель с упреком, но я не обратила на это внимания, уж слишком возмутительной была поступившая информация.

— Так это правда! — негодуя, сжала кулачки. — И вы даже не утешили ее?

А в ответ, вместо заверения успокоить Эвению «здесь и сейчас», прозвучало:

— Это опасно.

— Но в прошлый раз ее стихия вас не пугала!

— О Всевышний… — Лесски головой уткнулся в подушку, из которой приглушенно донеслось: — Неужели по этому поводу мне необходимо перед вами отчитываться!

— Отчитываться ни к чему, — возразила я, — успокойте ее.

— Не пойду. — И, сердито бурча, профессор совсем тихо добавил: — Она парой поцелуев выпивает досуха… страшно представить, что будет, если я ее обниму.

Не пойдет, поняла я со всей ясностью и решительно поднялась сама. Что ж, тетя всегда говорила, что мужчины перед женскими слезами бессильны, но я не думала, что настолько. Облачившись в халат и тапочки, прихватила с собой плед и платочки. Пожелала добрых снов девятому и пошла.

Выйдя в коридор, я искренне удивилась, почему протяжные всхлипы благородной дамы не были слышны раньше. Обернувшись, увидела линии полога на своей комнате и помянула плохим словом стихийника с его чудовищной черствостью. Невыносимый человек! Прошлепав по мокрому ковру к двери в хозяйскую спальню, удивленно остановилась. Эвения не просто плакала, как от боли, она протяжно завывала, жалуясь на судьбу, и громко шмыгала носом. Что же этот… не-джентльмен наговорил леди, прежде чем трусливо сбежать в мою комнату? Несомненно, что-то сверхобидное, досадное, а может, и унизительно-неприглядное, как тот же храп.

Прислушавшись, я поняла, что успокоение металлистки одними платочками не обойдется, нужно что-то… покрепче. Поэтому, перепрыгивая через все еще сохранившиеся лужи, быстро спустилась в кабинет, захватила бутылку с боргским и пару бокалов. Последнее — чтобы составить хоть видимую компанию расстроенной женщине, а может быть, и поддержать себя. Кто знает, что мне доведется услышать сейчас.

— Эвения?

Дверь, немного разбухшая от временной сырости, поддалась с протяжным скрипом.

— К-кто здесь?! — прошептала испуганно троюродная королевская сестра.

— Служка, — вздохнула я, оглядывая новый беспорядок в ярко освещенной комнате, — профессорская служка. Вы уже видели меня.

— Да? — Женщина, сидя на мокрой кровати, куталась в шубу, знакомую мне по прошлой встрече, и смотрела исподлобья. — Я вас не помню.

— Это объяснимо, в прошлый раз мы встретились во время пожара…

Зря упомянула о том событии. Красивое лицо металлистки неожиданно перекривило, и она зашлась в новом приступе горьких слез.

— И-и-именно то-тогда все-все и на-начало-о-о-ось, — просипела между приступами рыжая красавица и забрала у меня бутылку. — У-у-у! — взвыла Эвения и… И, пусть Всевышний простит меня за грубость, но к бутылке она присосалась, другого слова не подобрать.

Я сориентировалась не сразу, а затем воинственно направила к ней воздушный поток:

— Постойте!

— Пусти! — Пьяно и истерично икая, она не желала отдавать полупустую бутылку.

— Вам много! — Стеклянную тару подхватил второй мой поток.

— Достаточно, чтобы… у-у-умереть!

На самом деле, напиваясь таким вином, на смертельную дорожку ступить невозможно, но я не стала ее огорчать и далее пить не позволила. Наполнив стихию искрой силы, я выдернула магиану из кровати, а затем и бутылку из ее рук и, не жалея, вылила боргское в окно.