— Маргарет, — вставил Дэн, в смятении и тоске разглядывая ее чудную кожу и подобранные темно-рыжие волосы. — Маргарет, не обращай внимания на сестер. Мы с мамой...

— Вот уж нет, вот уж нет, — сказала Маргарет. — Мама струхнула. Мама готова переметнуться на их сторону. Она абсолютно терроризирована. И ты это знаешь.

— Но что же я могу сделать? Против тебя нет никаких доказательств, Маргарет. Никогда не было никаких доказательств. — Ох ты, господи, выходило так, будто всегда было все, за исключением доказательств. Он был в красном шелковом шейном платке, в кремовой рубашке.

Но Маргарет отчеканила в ответ:

— Мать игуменья совершенно ясно призналась.

Тут вошла ее мать, Грета: бежевая кофточка, лиловатая юбка, жемчуг — да что толку. Но все бы не важно, будь она по крайней мере настроена дружелюбно. Грета, наоборот, была в ужасе. Она смотрела на Маргарет, и глаза ее говорили: «Ну что, что такое я произвела на свет?»

Странно, кажется, что никто из них, ни Грета, ни Дэн, не задали себе этого вопроса хотя бы десять лет назад, когда пошли эти таинственные неестественные смерти. Но ничего тут странного нет. Предыдущие смерти не привлекали внимания публики, а две последние — привлекли. И потому, люди скорей нерешительные, они приняли те первые смерти к сведению и как бы отложили до поры до времени. Теперь же поднялся весь этот тарарам, и пора-время тем самым приспели.

Лучшая школьная подруга Маргарет прыгнула в пруд в школьном парке, стала плавать, запуталась в водорослях и утонула. Пруд был в частном владении, девочкам купаться там запрещалось. Маргарет рассказала, что видела, как бьется подруга, — она прибежала к пруду на ее крики, но помочь не успела. Все говорили — какой ужас, бедная Маргарет, ей же только двенадцать лет. Родителям посоветовали не поминать при ней больше этот ужасный случай. Маргарет подыскали другую школу. В Хоике, на шотландской границе.

Там одна учительница пригласила ее в кафе на чашечку чая. У этой учительницы был обычай — одну за другой угощать учениц. Но только на сей раз учительница исчезла. Оставила на столе перчатки, взяла сумочку и вышла, очевидно, в дамскую комнату. Маргарет долго ее ждала, больше часа. Потом она обратилась к хозяевам кафе, те осмотрели дамскую комнату, никого не нашли и позвонили в школу. Учительница, дама слегка за тридцать, жившая в Стаффордшире, так и не объявилась. Какая-то неразгаданная тайна. В газетах тогда без конца об этом писали, местность прочесывали полицейские со своими собаками. Никто не мог предложить даже отдаленных версий того, что случилось с мисс Дьюар. Говорила она Маргарет что-нибудь такое особенное перед тем, как встать из-за стола? «Да ничего такого особенного. Заказала чай и пошла в дамскую комнату».

— И ты сидела, ждала и ничего не делала?

— Я выпила чай, он чуть совсем не остыл, съела два печенья. А потом попросила хозяйку, чтоб проверила дамскую комнату, потому что было долго уже.

Магнус тогда как раз был в хорошей форме и в воскресенье явился к брату пообедать и отдохнуть. Прошло всего четыре дня после исчезновения учительницы, еще велись поиски.

— Бедная девочка, — говорила Грета. — Она до того впечатлительная. И надо ж такому случиться!

— И такая милая женщина, — сказал Магнус.

— Ну, по фото и по телевидению нельзя судить. А если она психопатка? — сказала Грета.

— Не сказал бы, — ответил Магнус. — Она была высокоинтеллигентная и очень приятная.

Тут только Дэн отметил это употребление прошедшего времени, а затем и некоторую заволоченность братнего взгляда.

— Откуда ты знаешь?

— Я с ней познакомился, когда приходил в школу к Маргарет, — сказал Магнус.

— Ты навещал Маргарет? — встрепенулась Грета. — Когда это?

— Несколько недель назад. Чудная школа. Прелестные места.

— Она ничего не говорила, — сказала Грета.

— О, я вообще люблю навещать Маргарет в школе. Другие девочки — те такие самостоятельные. Все у них честь честью. А Маргарет не такая, как все. Я ее понимаю.

— Магнус, тебе пора возвращаться, — сказал Дэн.

Столько уж лет прошло с тех пор, а мисс Дьюар так и не объявилась. Очевидно, вдруг надумала куда-то пойти, просто никто не знал, куда именно.

— Ты не говорила, что дядя Магнус к тебе заходил в школу, — сказала дочери Грета.

— Забыла. Он часто ходит. Значит, с ним все в порядке, раз его отпускают.

— И он познакомился с мисс Дьюар.

— Ну. Ты с ней тоже знакома.

Маргарет похорошела. От Дэна не укрылось, что они снюхались с Магнусом. Она смотрела ему в рот. Только заимела машину, стала катать в лечебницу Джеффри Кинга. Являясь в Черненький Дом пообедать и отдохнуть, Магнус как-то по-особенному здоровался с Маргарет, если ее заставал. То и дело декламировал шотландские баллады, всегда с душой:

Где ты была, любовь моя,

Семь этих долгих лет?

Уж я вернусь к тебе, вернусь,

Припомню твой обет.

Дэн побаивался — себя, Маргарет. Пока две старших еще не повыходили замуж, те тоже боялись Маргарет, хотя сами этого не сознавали. У Флоры, старшей, страх перешел в злобу, а так как она подавляла это нехорошее чувство, оно прорывалось истерикой. Она буквально визжала на Маргарет по воскресеньям, когда их отпускали из школы; они сталкивались в Черненьком Доме, а там ожидался дядя Магнус.

— Не понимаю, зачем ты его поощряешь. Выставляешь свои прелести. Неужели еще непонятно, что его таблетки обладают побочным эффектом и он на тебе сексуально зациклился?

— Эффектным побочем? — дразнилась Маргарет. И дядя Магнус являлся, одетый, даже в те дни, чересчур экстравагантно; например: светло-голубой твидовый пиджак от Харриса, плюс светло-коричневые от Харриса же штаны и к этому ко всему — фиолетовый галстук. Даже представить себе невозможно, что способен был на себя нацепить дядя Магнус.

Вторая, Юнис, на три года постарше Маргарет, робела перед рыжей красивой сестренкой; робеть — робела, но затаилась. Страх у нее перешел во вредность исподтишка, и она была, кажется, в диком восторге, когда дядя Магнус приветствовал Маргарет такими стихами:

Кто — леший ли в чаще глубокой,

Иль ведьма под сенью хвои,

Мужчина иль женщина злая —

Черты исказили твои? —

и потом, когда Магнус ушел, она спросила: «И что это он имел в виду: мужчина или женщина злая? Почему злая только женщина?»

— Но это ж баллада, так уж написано, — объяснила Маргарет.

— Зачем обращать внимание на Магнуса? — сказал Дэн. — Ну, обожает человек шотландский фольклор.

— Да-а, а сам смотришь ему в рот, — сказала Флора.

— Ах, оставь, пожалуйста, — сказала Грета. — Пусть я буду — злая женщина из этой баллады. Но черты Маргарет, по-моему, трудно назвать искаженными; скорей наоборот. Ну? Только честно.