Плюс к этому, по данным Главного управления МВД, в Приморский и Хабаровский края и в Амурскую область ежегодно прибывали около четырехсот тысяч китайцев на вполне законных основаниях. Одни честно вкалывали на картофельных полях или на швейных фабриках, другие сколачивали банды. При этом каждый холостой китаец изо всех сил старался жениться на русской женщине, которая очень скоро начинала рожать ему детишек с характерным для этой расы разрезом глаз и желтоватым цветом кожи. Приморский край с его двумя миллионами жителей «китаизировался» так стремительно, что китайская речь стала обычным явлением в поселках и на городских улицах. По ночам китайцы грабили прохожих и отлавливали последних уцелевших собак. Тюрьмы они не боялись, поскольку условия проживания там были значительно лучше, чем на покинутой родине. Китайцы были готовы деревья зубами грызть на лесоповале, лишь бы их не отправили обратно. И их не отправляли.

Кто-то обзаводился фальшивыми документами, кто-то давал взятки, кто-то продолжал существовать нелегально. Сути дела это не меняло. Вся эта масса людей не являлась частью народа, проживающего на территории России. Они чувствовали себя захватчиками и вели себя соответственно.

Существовала ли возможность предотвратить нашествие или хотя бы приостановить его? Возможно. Но Грин не видел способов. Слишком поздно спохватились Астафьев с Силиным. Что же оставалось в этой ситуации России? Аннулировать соглашения об экономическом сотрудничестве?

Стоп-стоп-стоп, сказал себе Глеб и, выключив компьютер, встал из-за стола. И в самом деле, не воевать же с китайцами. Даже если бы на стороне России был перевес, она ни в коем случае не должна затевать агрессию, потому что весь мир ополчится на нее. А вот учинить войну юридическую, бескровную, внешне пристойную – совсем другое дело. Найти бы только зацепки. Вот с этим делом сложнее. По всей видимости, китайцы постараются на первых порах педантично соблюдать все договорные обязательства, чтобы к ним невозможно было придраться. Как же быть?

Обуреваемый лихорадочными мыслями, Грин оделся и вышел из дому, чтобы побродить по Москве и подышать свежим воздухом. Он физически не мог оставаться в четырех стенах, где стало вдруг слишком тесно и душно, чтобы продуктивно работать. Глебу срочно понадобился простор. Выйдя из подъезда, он пересек двор, нырнул в арку и зашагал по Котельнической набережной, подставляя разгоряченное лицо студеному февральскому воздуху. Глеб еще не нашел разгадки, но был близок к ней. И это воодушевляло его лучше напутствий президента. В конце концов, Анатолий Дмитриевич Астафьев лишь временно занимал пост главы государства, а Россия вечна. Вот ей-то и служил Грин. Верой и правдой, не из корысти или страха, а на совесть.

На мост через Яузу Глеб не пошел, полагая, что пронизывающий северный ветер доставит ему все что угодно, кроме приятных ощущений. Вместо этого он свернул в переулок и стал подниматься по крутому склону вверх, вдоль старинных, монументально высоких «генеральских» домов, построенных накануне войны с Германией. Несмотря на всеобщее равенство в стране победившего социализма, у генералов имелась прислуга, для которой были построены специальные «черные» входы в здания, чтобы не мозолила глаза полноправным жильцам, пользующимся «парадными».

Мысли о том, что он, Глеб Грин, такой опытный, такой проницательный и умный, тоже, по сути, является слугой тех или иных господ, порой приходили ему в голову, однако он относился к этому философски. Все люди в этом мире кому-нибудь да служат: родным, близким, начальникам, командирам, Господу Богу, а в лучшем случае – самим себе, потакая своим привычкам, пристрастиям и слабостям. Так лучше уж иметь минимальное количество боссов. Президент всея России – далеко не худший вариант.

Свернув на Гончарную улицу, Грин зашагал вдоль бывших купеческих домиков и усадьб, приспособленных новыми владельцами для совершенно иных целей. Будучи родом из Петербурга, он не знал, что когда-то этот район Москвы именовался Вшивой горкой. Дабы неблагозвучное название не портило имидж столицы, горку переименовали в Швивую и даже «заселили» ее какими-то мифическими «швецами», то бишь портными, которые в действительности тут никогда не обитали.

Горка исчезла вместе со вшивой беднотой. На ее месте возникла эта тихая улочка с малоэтажными домами, пережившими своих прежних обитателей. Машин было мало; некоторые особняки за чугунными оградами выглядели почти необитаемыми. Было странно очутиться в таком тихом уголке посреди шумной, суетливой, цветастой Москвы. Однако Грин не передвигался прогулочным шагом. Не получалось. Хотелось немедленно бежать куда-то и что-то срочно предпринимать.

Глеб нашел ответ на поставленный перед ним вопрос. А может, ответ сам нашел его этим морозным февральским утром? Как бы то ни было, Грин знал, что скажет Астафьеву при следующей встрече. Он надеялся, что это произойдет скоро.

Если бы он был повнимательнее, то повременил бы с оптимистическими прогнозами…

От самого дома на Котельнической набережной по пятам за Грином следовали трое молодых людей, попеременно подменяя друг друга. Это делалось во избежание обнаружения слежки, однако особой надобности в подобных предосторожностях не было. Глеб не ожидал, что к нему прицепят «хвост». Он был поглощен собственными мыслями и уделял окружающему миру мало внимания. Напрасно. Окружающий мир приготовил для него коварную ловушку.

Когда Грин поравнялся с двухэтажным желтым зданием в стиле специфического московского ампира, ему пришлось остановиться, так как на узкий тротуар въехал задом мебельный фургон. Беззлобно ругнув охламона, сидящего за баранкой, Грин поставил ногу на проезжую часть, приготовившись обойти фургон. Машин на улице не было, если не считать тех, которые стояли, дожидаясь своих владельцев. А вот пешеходов собралось почему-то много, причем те, что находились рядом, отчего-то были исключительно мужского пола и отличались крепким, спортивным телосложением.

«Засада!» – пронеслось в мозгу Грина. Он все понял правильно, но слишком поздно. Противники, бросившиеся на него со всех сторон, знали свое дело. Считаные секунды понадобились им для того, чтобы провести захват. Очень скоро Грин с заведенными за спину руками и с головой, пригнутой чуть ли не до самой земли, засеменил против своей воли к распахнувшемуся фургону. В лицо ему брызнула струя какой-то едкой одурманивающей жидкости. Три пары сильных рук приподняли теряющего сознание Глеба. Другие руки вцепились в него сверху и заволокли в тронувшийся с места фургон.

Свидетелей происшествия было всего двое: пожилая домохозяйка и не вполне вменяемый тинейджер с подозрительно слезящимися глазами. Обоим были предъявлены удостоверения сотрудников ФСБ и вручены две пятисотенные купюры.

– Это за неразглашение, – объяснил улыбчивый капитан с холодными серыми глазами. – Государственная тайна. Террориста брали, особо опасного. Надеюсь, вы понимаете всю степень оказываемого вам доверия. Ну а не понимаете… – Капитан помолчал, переводя равнодушный взгляд с тинейджера на домохозяйку и обратно. – Не понимаете, так вас в точно таком фургоне увезут. На кладбище. Там для непонятливых всегда пара лишних могилок найдется.