— Кстати, парень: в ЦЕРНе ты уже не работаешь, — донесся вслед голос Жака. — Там сейчас самый центр всего этого безумия…

Просторный кабинет начальника полиции казался тесным не столько из-за массивного стола, занимавшего ее часть, или десятка человек, уже находившихся здесь, столько из-за табачного дыма, туманом окутавшего всю комнату. Алекс, вдохнув, моментально закашлялся, однако никто даже головы не повернул. Все напряженно слушали брифинг об обстановке в городе по последней половине часа, время от времени комментируя и уточняя.

— …Имеющиеся наличные силы из числа полиции, отрядов спецназначения и армии, в том числе уцелевшие в Мейрине, стянуты на линию шоссе Е62, — водя пальцем по разложенной карте, быстро, но вполне четко и разборчиво докладывал какой-то армеец — майор, судя по лычке на форме. — На данный момент самые напряженные бои с этими чудовищами идут в Вернье и в Куэнтрене, на пересечении с Мейринским шоссе. Ситуация очень сложная, много гражданских, особенно в туннеле в полукилометре к югу от развязки. Там возник крупный затор, к тому же люди, зная про расположенное внутри бомбоубежище, пытаются спастись и переждать опасность, стекаясь туда. Внутри уже тысяч двадцать, если не больше. Никакие уговоры уходить, пока есть возможность, не помогают, держать же оборону имеющимися средствами мы больше не можем. Автоматическое оружие и ручные гранаты ужасающе неэффективны даже без учета подавляющего превосходства противника. Пули и осколки часто не пробивают череп этих тварей, а по-другому их не убить. Лишь концентрированный огонь из нескольких стволов по одной цели дает желаемый результат. Армейские винтовки под калибр семь-шестьдесят два есть далеко не у всех, снайперских же и того меньше. Отчасти ситуацию спасают крупнокалиберные пулеметы и АГС, установленные на армейских внедорожниках, но их не хватает на все участки. Бронетехники и вовсе нет, если не считать пяти БТР, оставшихся после разгрома у ЦЕРНа, и пары БМП, благодаря которым мы до сих пор как-то держимся. Их боекомплект тоже на исходе, а пополнить его нечем и некогда. Мобильная связь и интернет не работают, почему — пока неизвестно. Хуже того, из-за неожиданных серьезных помех на расстоянии более десятка километров не функционируют наши военные радиопередатчики, исключая возможность вызвать подмогу. Я уже отправил вертолет в Берн и несколько машин в Лозанну и Лион. Но даже если они доберутся, все равно до рассвета нам придется рассчитывать лишь на собственные силы.

— Майор Гросс, насколько я понимаю, есть вариант срочной мобилизации резервистов, — уточнил один из офицеров, стоящих рядом.

— Более того, это нам крайне необходимо, — кивнул тот. — Но город оказался в самом центре военных действий сразу же после их начала. Ситуация стремительно меняется, и эвакуация за пределы города гражданских лиц — первоочередная цель. Когда вокруг гибнут твои близкие, в первую очередь думаешь о них, а уже потом — о долге перед родиной. Я не могу никого за это винить. Как вам известно, вся мужская часть населения обязана хранить в своих домах полученное после прохождения службы оружие и боекомплект к нему. Считаю, что граждане и без объявления мобилизации разберутся, как себя защитить. Что касается информирования населения — насколько я знаю, из-за суеты и беспорядка систему массового оповещения включили лишь несколько минут назад. В передаче, помимо прочего, дается указание покидать город в восточном и юго-восточном направлении, так?

Лейтенант, тоже в армейском камуфляже, стоящий справа от докладчика, молча кивнул. Алекс же прислушался — даже за толстые стены помещения теперь проникал отдаленный монотонный вой сирен.

— Что нового по аэропорту? — воспользовавшись паузой, нетерпеливо задал вопрос тучный мужчина в полицейской форме, с важным видом ткнув мясистым пальцем в карту. Затянувшись сигарой, он выпустил очередное облако дыма, окутавшее его сизым туманом.

— Аэропорт оставлен, полковник, — коротко ответил докладчик. — Там была настоящая бойня. Толпы обезумевших от страха людей метались по терминалам и взлетной полосе, пытаясь попасть на уходящие рейсы. Они набивались в самолеты в то время, как менее расторопных твари кровожадно рвали клыками или остервенело рубили мечами на куски целыми десятками, если не сотнями. Охрана же аэропорта сначала пыталась дать хоть какую-то отсрочку гражданским… Но потом вдруг, словно потеряв рассудок, охранники тоже набросились на убегающих, а затем открыли огонь по подъехавшей полиции и спецназу, еще больше усилив хаос и панику. Лишь минут пятнадцать назад, когда сразу несколько взлетающих лайнеров, резко потеряв высоту, рухнуло на жилые кварталы к северу от аэропорта, желающих сесть в самолеты поубавилось…

— Ближе к сути, майор, — бесцеремонно оборвал его полковник. — Времени на лирические отступления не осталось. У вас есть свежие данные по неожиданным «приступам агрессии», охватившей часть наличного в городе состава полиции и армии?

— Выявлены несколько закономерностей, мсье Бертран, — спокойно продолжил Гросс, специально, как показалось Алексу, обратившись к нему, как к гражданскому. — Во-первых, ею поражаются в основном наиболее проявившие себя в бою, самые эффективные. Это сразу сказывается на нашей общей боеспособности. В худшую сторону, разумеется. Удивительно то, что после «приступа» они как бы переходят на сторону противника, сражаются с ним как бы в одних рядах. — Он кинул короткий взгляд на багровеющее лицо начальника полиции, который наконец-то понял скрытую подколку. — Но их боевые навыки в этом состоянии весьма посредственны. Ведут огонь от бедра, длинными очередями, совершенно не используют укрытия и так далее. Однако живучесть подвергшихся этому так называемому «приступу агрессии» впечатляет. Кровотечение от ранений практически отсутствует, болевые ощущения притуплены, инстинкта самосохранения тоже не замечено. Нейтрализуются лишь попаданием в черепную коробку, либо близким взрывом гранаты. В последнем случае они остаются в живых, но выбывают из боя вследствие многочисленных повреждений конечностей. В связи с наличием шлемов и бронежилетов у армии и полицейского спецназа при «приступе» огонь по ним из личного автоматического оружия становится неэффективен, — подытожил офицер, помрачнев.

— И что же вы предлагаете? Приказать солдатам снять индивидуальную защиту и воевать без нее, в одной форме? — язвительно заметил начальник полиции. — Или расстреливать их из крупнокалиберных пулеметов?

— Я предлагаю отступить за Рону, и укрепиться вдоль восточного берега, — твердо ответил армеец, не обращая внимания на явную издевку. — Собственно, я уже отдал приказ оставить позиции вдоль шестьдесят второго шоссе и отходить к центру города…

— Да как ты посмел, майор?! — взорвался начальник полиции. — Ты нарушил субординацию и превысил все свои полномочия, не согласовав со мной эти действия!

— Так тебя ж рядом не было, Эмиль, — невозмутимо парировал Гросс. — Пока я пытался спасти то, что осталось от Вернье и прилегающих районов, ты отсиживался здесь, забрав взвод моих ребят в личную охрану. К тому же полицейский, пусть даже и в полковничьем мундире, мне не начальник, — отрезал он, добавив пунцового оттенка лицу оппонента. — Между прочим, часть твоих людей уже разбежалась, другая же перешла на сторону этих отродий. Хочется надеяться, не по собственной воле. А когда гражданские в туннеле опустили бронедвери, добровольно отрезав себе путь к бегству, стало понятно, что ждать больше нельзя. Сейчас спасать там уже некого — нужно эвакуировать тех, кто еще остался в центре и в восточной части Женевы. Все гораздо серьезней, чем ты думаешь.