Строго говоря, смерть Марты не явилась результатом убийства, а была следствием несчастного случая. Тем не менее Генри уже успел совершить две непростительные ошибки. Он не сразу позвонил в полицию и не связал местонахождение «Субару» Бетти с происшествием. Однако к какому бы выводу ни пришли полицейские в ходе расследования, они, без сомнения, установят, что у Генри не было никаких мотивов убивать Марту.

Это полностью соответствовало истине. Не было никакого страхования жизни в его пользу; наоборот, Генри застраховался на случай смерти, а сумму должна была получить Марта. Не он являлся наследником Марты, а она его наследницей, так как богатым был он, а не она. Она не представляла ни для кого общественного интереса; напротив, в центре общественного внимания всегда находился именно он. Благодаря своему опыту в обращении с ложью и ее младшими сестрами – увертками Генри мог рассчитывать, что ему будут верить до тех пор, пока он будет лгать. Обходить десятой дорогой он должен именно правду.

Он положил пакет с вещами Марты на кухонный стол. Потом попрощался с Бетти и Мореани, которые решили вернуться в издательство. Генри проводил их до «Ягуара» и крепко обнял. Бетти успела шепнуть ему на ухо: «Я сообщу в полицию об угоне машины и все объясню тебе позже». Она помахала ему рукой, садясь в машину. «Я у нее в руках», – подумал Генри и помахал в ответ.

* * *

Йенссен оказался молодым криминалистом с янтарными волосами и водянисто-голубыми глазами. Генри сразу понял, что он потомок викингов. Полицейский был атлетически сложен, несомненно, занимался спортом, а его ухоженная рука при пожатии оказалась неожиданно массивной и сильной. Йенссен читал романы Генри и был большим поклонником «Особой тяжести вины». Он с удовольствием ушел бы из полиции и стал судебным хроникером, но совершенно не умел писать. «Ну, не умеешь писать не ты один», – подумал Генри.

– Ваши герои действуют, господин Хайден, – восторгался Йенссен, едва успев поздороваться. – В книге постоянно что-то происходит, и никогда не знаешь, что будет дальше. Случаются странные вещи, все окутано тайной, и всюду подстерегают действительно умные враги.

Йенссен показался Генри очень симпатичным. Коллега Йенссена, которая держалась немного позади, вызывала куда меньше симпатий. Она была, судя по всему, не слишком квалифицированным сухарем, ибо не читала ни одного романа Генри.

– У вас есть фотографии супруги? – спросила она, не выказав ни малейшего сочувствия или понимания.

Генри вышел в свой кабинет и вернулся с фотографией, на которой он и Марта были сняты в Португалии. Офицер долго ее рассматривала, словно стараясь в нее проникнуть. Остренькое личико с близко посаженными глазками под сросшимися на переносице бровями напоминало мордочку опоссума. «Надо бы скрестить ее с куницей на чердаке, наверное, получилось бы забавное потомство», – подумал Генри. Серебристые прядки в темных волосах говорили о том, что дама страдает излишней профессиональной подозрительностью. Она протянула фотографию Йенссену и испытующе принюхалась, чем вызвала сильное раздражение у Генри. Она что, пытается уловить молекулы вины и страха, исходящие от него? Некоторые собаки хорошо чуют страх, иногда даже эпилепсию или рак. Почему бы не уловить и чувство вины? Наверное, эманация вины окружает любого, кто боится разоблачения или наказания. К счастью, не существует аппарата, который улавливал бы такие молекулы. Его еще не изобрели.

Подозрения Генри только усилились после того, как женщина, наклонившись над лежавшим в кухне пакетом с вещами Марты, принюхалась и к нему.

– Какого цвета ее купальник?

– Синего. Что вы нюхаете?

– Вы не против, если мы возьмем его с собой? – вопросом на вопрос ответила женщина-полицейский.

– Я потом получу его назад? Он дорог мне как память.

– Как часто ваша жена ходила купаться на море?

Ее манера не отвечать на его вопросы сильно действовала Генри на нервы.

– Моя жена каждый день ходит плавать. Она фанатичная пловчиха и купается ежедневно, в любую погоду и в любое время года. Вы тоже любите купаться?

– Вы хорошо знаете здешний участок моря?

– Только издали. Я сам не купаюсь.

Тут Йенссен проявил свои незаурядные мореходные познания, подтверждавшие догадку Генри о его происхождении, и рассказал о северном морском течении. Купальные туфли, особенно пластиковые, иногда приносит даже в Гренландию. Бывает, вместе с фрагментами ног. Генри вспомнил, что Обрадин не раз рассказывал ему, как часто видел в море плывущие по течению бесхозные сандалии и ботинки. Интересно, почему Обрадин не пришел к нему с соболезнованиями?

– Но ваша жена купалась без резиновых тапочек.

Опоссум ткнула тонким сухим пальцем в сандалии Марты. Генри едва не задохнулся от волнения. Он только теперь осознал свою ошибку. По логике вещей, Марта, конечно же, должна была войти в воду в сандалиях. Почему она вдруг оставила их на берегу?

– Честно говоря, меня и самого это удивляет, – ответил Генри, – моя жена всегда надевала купальные туфли, потому что боялась пораниться об острые камни. У нее вообще были очень чувствительные ступни.

– Это вполне возможно, – вмешался в разговор Йенссен, оценивший стоическое поведение Генри, – возможно, сандалии сорвались с ног, а потом ветер выбросил их на берег. Поэтому вы их и нашли.

Хорошее объяснение. Этот парень стал еще более симпатичен Генри, и он решил рискнуть:

– Вы хорошо разбираетесь в таких вещах, господин Йенссен. Возможно ли, что мою жену похитили?

Полицейский задумчиво сдвинул брови:

– Кто-то уже заявил об этом?

Генри отрицательно покачал головой.

– Вы бы заплатили выкуп за жену? – спросила мрачная женщина-полицейский.

Этот вопрос говорил о том, что чувство обоняния было у дамы развито лучше, чем извилины головного мозга. Конечно, заплатил бы! Он не посчитался бы ни с какими деньгами, лишь бы вернуть жену.

– Деньги не имеют никакого значения, – произнес Генри.

– Не оставила ли ваша жена прощальной записки?

Ох уж эти необразованные, невежественные люди! Они совершенно не понимают Марту. Она никогда не стала бы письменно извещать о своей смерти или как-то ее обосновывать. Все, что она делала, не нуждалось в обосновании, это было чистое искусство ради искусства. Кроме того, это противоречило бы присущему Марте интуитивному чувству драматургии – не надо заранее оповещать о том, что и так произойдет.

– Нет, она не хотела прощаться, совершенно точно нет, ни со мной, ни с жизнью.

– Не было ли у нее депрессии? Принимала ли она какие-нибудь лекарства?

– Нет, она все время смеется и очень охотно ест рыбу, если вы это имеете в виду.

Йенссен задумчиво провел ладонью по пшеничным волосам. Он явно был лишен чувства юмора.

– Простите, если мой вопрос покажется вам бестактным, но не было ли у вас проблем с браком; не собирались ли вы разводиться? Это всего лишь вопрос.