И на обывателя, который по природе своей не видит дальше собственного носа, такая лестница действует магически. Англия являет сейчас собой, пожалуй, самое социально раздробленное общества из всех государств западного мира. Отметьте про себя это обстоятельство. Оно крайне важно. Упустив его, вряд ли можно понять происходящее ныне в Англии. К тому же в дальнейшем оно нам еще пригодится.

Пока же о «среднем английском дне», хотя бы без «среднего англичанина».

С оговоркой: смотря для кого и допуская известную условность, о таком дне говорить можно. Нет, не в том смысле, как зто было сделано редакторами с 27-м сентября 1962 года в книге «День мира второй». И не потому, что этот день был хуже или лучше другого. Но мне самому пришлось участвовать в этом деле, готовя материалы по Англии и Ирландии; пришлось убить массу времени… и предложить сначала редактору, а через него и читателям массу деталей, которые, увы, теперь не сверкают. Остроумные находки хороши, видимо, раз, а в исполнении «на бис» свой смысл теряют.

Кому сейчас интересно, что делал, скажем, тогдашний лидер лейбористской партии Хью Гейтскелл 27 сентября 1962 года? Разве что историку, да и то вряд ли. Но рассказать, как проходит «средний день» в той или иной стране, мне представляется интересным и поучительным. Для всех людей есть, конечно, общие рамки: когда темно - спят, когда светло - бодрствуют; утром и днем работают или просто «заняты», к вечеру возвращаются домой и некоторые отдыхают. В этом отношении дни в различных странах, естественно, очень схожи. Отклонения внутри этих рамок - национальная, или хотя бы местная, особенность. Английский день напоминает расписание движения железнодорожных поездов: у каждого свой график, вполне определенный и точный. Опоздания, как и на всех железных дорогах, бывают. Но их всегда относят к исключениям. График составляется заранее, и, как правило, на недели, иногда месяцы, вперед.

В силу того, что московское издание «Известий» - вечернее и последний срок телефонной передачи из Лондона 8 часов утра по Гринвичу, мне в общей сложности несколько лет приходилось готовить свои корреспонденции ночью. Чтобы не отставать от событий, я ездил вечером в здание агентства Рейтер на Флит-стрит, где размещается лондонское отделение ТАСС, смотрел там последние телеграммы с телетайпа, первые выпуски завтрашних газет. Там же и писал, иногда до утра. День мой от этого переворачивался вверх тормашками. Но зато я видел, как начинаются и как заканчиваются дни в этой части Лондона, одной из немногих, которая не спит даже ночью.

День в Англии начинается на Флит-стрит, и начинается вчера. В 10 вечера выходит завтрашняя «Морнинг стар» и первый выпуск «Таймс». Через полчаса быстрый на ногу, лысеющий мистер Элви начинает разносить по телеграфным агентствам и таким же, как ты, иностранным корреспондентам-полуночникам завтрашние «Дейли экспресс», «Файнэншл таймс», «Дейли мейл», «Дейли телеграф». Это так называемое шотландское издание. Оно должно успеть на поздние поезда в Глазго, Эдинбург, Абердин… Часа два спустя начнет выходить издание для Средней Англии - Манчестера, Ливерпуля, Лидса, Шеффилда, Бирмингема. К утру эти выпуски будут на месте и поступят в продажу одновременно или почти одновременно с лондонскими выпусками. Но пока что просто купить газету в самом Лондоне нельзя. Существует закон, запрещающий продажу центральных газет до пяти утра. И за то, чтобы получать эти газеты раньше других, вы должны платить почти втрое дороже. Это маленький бизнес мистера Элви и двух других его приятелей, которые именуют себя «селфимплойд», то есть «сами себя нанявшие». Как они достают эти газеты - их дело. Важно, чтобы корреспонденты «не нарушали конвенции» и не передавали свои отчеты с обзорами газет раньше установленного срока. Исключение делается только для австралийского телеграфного агентства, которому, при разнице во времени в восемь часов, недосуг ждать. Но за привилегию использовать для своей информации первый выпуск «Таймс» оно платит 10 000 фунтов стерлингов в год.

В четыре утра выходят последние выпуски утренних газет. Пачками по 26 в каждой их грузят на фирменные фургончики и развозят, минуя почтовые отделения, прямо к киоскам - у станций метро в первую очередь. Там их и начинают раскупать первые пассажиры. Но подписчики, то есть те, кто договорился с киоскером о доставке газет на дом, раньше начала восьмого их не получат: разносят газеты мальчишки перед занятиями в школе, получая, кажется, полпенни с газеты, а детский труд в Англии, допускаемый вообще, запрещен до семи утра.

В Лондоне тихо глубокой ночью, как и везде. Не спят только в чревах его - больших оптовых рынках свежих продуктов - на Смитфилд-маркет - рынке мяса, птицы, рыбы, овощей и меда, на Ковент-гарден, где торгуют овощами и фруктами, на рыбном рынке Биллинсгейт, где хоть нос зажимай. В прилегающих к этим рынкам улицах и ночью не утихает автомобильный водоворот из грузовых машин оптовиков и пикапов розничных торговцев. По мелочи в эти утренние часы не торгуют: продают и покупают машинами, ящиками, мешками. И, как на всяком рынке, цены - в зависимости от спроса и предложения.

Мне нравился Лондон в предрассветные часы или на заре, когда его уже подмели и вымыли, когда еще не хлынули на его дороги тысячи машин, когда нет еще гари выхлопных газов, когда еще можно свободно проехать и пройтись по его улицам. Только в это недолгое время и ощущаешь что-то, вероятно, очень похожее на его прежнюю степенность на рубеже веков, о которой вспоминает Чарли Чаплин в «Автобиографии». Город уже просыпается и начинает жить. Но только начинает. Его первые прохожие и первые пассажиры в автобусах не случайные люди. Они появляются у своего оффиса каждый день в одно и то же время, с одним и тем же автобусом. Их мало еще. И кажется, они уже многие годы встречаются здесь. Да так, наверное, и есть: они здороваются между собой, с кондуктором, с полицейским на перекрестке. Это очень простые люди - уборщицы, дежурные клерки, «коммишэнэрз» - вахтеры. Они знают, кто где работает, где и как живет, и искренне сочувствуют миссис Филби из «Буш хауз», дочка которой больна полиомиелитом. И только в эти предрассветные сумерки доверится вашей доброте бездомный старик и, забыв на мгновение о законе, запрещающем нищенство в Англии, не будет предлагать вам купить у него за несколько пенсов спички или шнурки для ботинок, а просто попросит угостить его сигаретой или дать шестипенсовик на чашку горячего кофе.

Тихо в Лондоне. И только у Трафальгарской площади оглушающий клекот тысяч