Незнакомец скользнул по мне взглядом и отвернулся, я прошла мимо, шарахнулась от нищенки, тянущей ко мне руки. Не нравится мне, что со мной происходит, пора взять себя в руки и начать новую жизнь, снять проклятие, разобраться с врагами, познакомиться с Ратоном и решить, выходить ли за него замуж.

Сейчас надо как-то объяснить Саяни свое странное поведение, я встала на цыпочки, нашла взглядом карету, возле которой стоял стражник, прозванный Кобзарем. Иллюзия истаяла, и мир обрушился на меня гвалтом базара, живущего своей жизнью: призывные крики крестьян, оголтелые споры, торги до хрипоты.

Я окинула взглядом людей, торгующих на земле. Изможденные, с покрасневшими, запавшими глазами и спутанными космами старухи будто бы стали одним человеком. Девочки — худые, загорелые, с грубыми от работы руками — тоже походили друг на друга. Здоровые женщины и девушки сейчас трудились в полях, собирая урожай.

Они никогда не знали и не узнают другой жизни. Вот я, молодая, красивая, изнеженная, собралась страдать из-за того, что сама нафантазировала, меня купают служанки и натирают благовониями, расчесывают волосы; мне прислуживает могущественный маг, который спасет меня, если я заболею. Эти девочки увидят только нищету, немытого мужа, трудную работу, как бы мне ни хотелось, я не смогу помочь всем…

Говорят, этот мир устроен так, что счастья дано всем одинаково, и эти люди либо исчерпали его лимит, либо у них все впереди. Сама я еще не ощутила законы справедливости, и понять их пока не получалось, тем более я видела калек, нищих и даже рабов. Или все в мире относительно, как и справедливость?

Развернувшись, я быстрым шагом направилась к Саяни:

— Что на тебя нашло? — нахмурилась она.

— Дай мне денег, — попросила я и сообразила, что не знаю, какая валюта тут в ходу.

Саяни сунула руку в тряпичную сумку, перекинутую через плечо, достала горсть монет, высыпала мне в ладонь, объясняя:

— Один медный ном — это десять о, они поменьше.

Понятно, ном — рубль, о — копейка. Сжав кулак, я обратилась к синеглазому стражнику:

— Слезай, пойдем делать покупки.

Если он и удивился, то не показал этого, спрыгнул с коня и зашагал рядом со мной. Я купила кувшин молока у старушки, у другой — головку сыра за два о, у следующей старушки — лечебные травы, связанные пучками, все это сгрузила на стражника, взяла овечью жилетку, пару рубашек, раздала их старушкам, один ном положила в ладонь девочки-калечки с короткой и сухой левой рукой. Для меня это мелочи, а они — счастливы, и их счастье возвращается мне, усиленное в разы, боль потери меркнет, съеживается, и вот я уже забыла о том, что пару минут назад потерпела крах надежда, мне солнечно и радостно.

Потратив всю мелочь и раздав покупки старикам и детям, я вернулась, уселась в карету и скомандовала:

— Едем дальше.

— Что это было? — сдержанно поинтересовалась Саяни.

К тому моменту я уже придумала, как оправдаться — благородной бэрри не пристало быть столь сентиментальной и сочувствовать простолюдинам, другие аристократы сочтут проявление чувств в лучшем случае блажью, в худшем — слабостью.

— Посудите сами, я сирота, меня пытались убить, вокруг интриги и заговоры. За меня некому заступиться. Вряд ли мой будущий муж будет это делать, наш союз — ради выгоды. Все что у меня есть, чем я богата — эти земли. Но сами по себе земли ничто, все — люди, которые их населяют. Им нужно дать немного, и они вернут сторицей.

Саяни вскинула бровь, задумалась:

— Но не подумала ли ты, что они обнаглеют и начнут диктовать свои условия?

— Могут, — кивнула я и перевела взгляд на синеглазого стражника. — Но я не собираюсь настолько их баловать и приближать к себе.

Поблескивая доспехами, он держался в седле ровно и то и дело поглядывал на карету. Встретился со мной взглядом, улыбнулся, кивнул. Что это? Он одобряет мое милосердие?

— Завтра-послезавтра молва о моем добром поступке будет кочевать из поселка в поселок. Не смотрите так, я больше не буду раздавать деньги, но разрешить спор, наказать виновного вполне в моих силах.

— На то есть управляющий, — возразила Саяни.

— Лучше, чтобы мои люди благодарили меня, а не управляющего. Улавливаете разницу? А вот карать будет именно он, по той же причине.

Саяни улыбнулась:

— Пожалуй. Ты мудра, у тебя есть чему поучиться.

— Будем учиться друг у друга.

Мой стражник скакал напротив окна, его вороной жеребец на солнце отливал синевой.

Обогнув базар, дорога повела нас в сосняк, спустя полчаса мы выехали к деревянным срубам маленькой деревни. Домов тут было чуть больше десяти, они стояли вразнобой на опушке, а не вдоль дороги. Проехав хутор насквозь, карета остановилась возле покосившегося плетня, напротив крайней хижины с замшелой просевшей крышей. На единственном ровно стоящем колу покачивался глиняный горшок.

С десяток белок носились по стволу гигантской сосны, что росла метрах в десяти от хижины, но накрывала ее ветвями, будто наседка крылом — цыпленка. Мы с Саяни распахнули дверцы кареты одновременно, и зверьки замерли, словно их кто-то выключил, принялись цыкать.

Здесь пахло зеленью, сырым лесом, грибами и сказкой о Бабе-яге. Вдоль почерневших стен хижины колыхалась крапива в человеческий рост, под небольшим козырьком сушились пучки травы, я узнала только зверобой.

Заскрипели половицы, дверь открылась без скрежета, и на пороге возник белобородый старец, похожий на битого жизнью Деда Мороза. Вместо праздничной шубы легендарного Деда — залатанный на локтях жупан, вместо валенок — подобие кожаных мокасин.

Ощущение было, словно это сказка, и с десяток секунд я не верила собственным глазам — моя картина мира снова пошатнулась. Колдун. Ведьмак. Настоящий знахарь из книжки! Белки, неподвижно прилипшие к дереву, снова принялись гоняться друг за другом вокруг ствола.

— Проходите, коли пришли, — сказал колдун молодым сильным голосом и исчез в полумраке жилища, опять заскрипели половицы.

Мы с Саяни переглянулись, и она пошла первая. Замерла, когда ступенька порога прогнулась под ее ногой, и продолжила путь.

После яркого солнца все, что я видела в прихожей — светлый прямоугольник дверного проема впереди, туда мы и направились. Может, Саяни такие приключения были и не впервой, мне же хотелось взять ее за руку — совершенно иррациональное желание, страх перед неведомым.

В светлой комнате с бревенчатыми стенами и полом, где нас ждал старик, не было даже стульев, и мы остановились примерно в середине. Хозяин дома шагнул нам навстречу, и я чуть не отшатнулась, потому что его широко распахнутые глаза были белесыми, как у снулой рыбины.

— Не пугайся, дитя, — проговорил он, провел рукой у меня перед лицом, коснулся моих рук — Я слеп с тех самых пор, как принял дар, а случилось это сто пятьдесят четыре года назад. Спрашивайте.