Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все представилось в тошнотворной вспышке. Отец бросается на Беру. Эфира выкидывает руки к его груди, чтобы остановить. Бледный отпечаток руки расцветает на его коже.
– Она убила его, – прошептала Беру. – Это был инстинкт. Она защищала меня и не могла контролировать свои силы.
– Что случилось с другим мальчиком? – спросил Антон. – Младшим сыном?
Беру покачала головой.
– Мы не знаем. После смерти отца мы ушли. Когда болезнь снова вернулась, мы приняли решение. Больше никаких невинных смертей. Не из-за меня. Так что Эфира стала Бледной Рукой.
– Так вот чего ты боишься больше всего? – медленно спросил Антон. – Что еще больше невинных людей умрет из-за тебя?
Девушка кивнула, но рассказала ему не все. Невиновные они или виновные, было не важно – каждая жизнь, забранная Бледной Рукой, оставалась на совести Беру.
– Моя болезнь прогрессирует, – сказала она. – Теперь это происходит быстрее. Раньше я слабела через несколько месяцев после исцеления Эфирой. Теперь через недели. Я знаю, что однажды – может, очень скоро – мы окажемся в таком отчаянном положении, как и в тот день в рыбацкой деревне. И не будет иметь значения, натворил ли кто что-то или нет. Значение будет иметь только то, что их жизнь можно обменять на мою.
– Но если ты найдешь Чашу Элиазара… – Антон не завершил свою мысль.
– Тогда больше никому не нужно будет умирать. – «Тогда, – подумала Беру, – мы будем свободны».
– И тебе больше не придется бояться, – тихо сказал Антон.
Беру кивнула. Она знала, что Эфира может разозлиться, что она рассказала Антону их историю. У них не было причин доверять ему.
И все же Беру чувствовала, что может доверять. Или что по крайней мере Антон постарается как-то понять то, через что они прошли. Она видела, что и его преследовало прошлое. Может быть, Антон понимал, каково это – чем отчаяннее ты преследуешь свободу, тем дальше она оказывается.
– Итак, – сказала Беру, – ты нам поможешь?
Антон пристально наблюдал за ней, поджимая губы.
– Не знаю. Не знаю, смогу ли. Я уже давно не использовал свой Дар и… ну, давай скажем, не ты единственная не хочешь вспоминать прошлое.
– Ты знаешь, что она несерьезно, – сказала Беру. – Когда Эфира сказала, что сдаст тебя твоим преследователям. Она так не поступит. Она не такая.
Антон пожал плечами.
– Тебе не нужно решать прямо сейчас, – сказала Беру. – Но, думаю, ты не хочешь возвращаться домой, если те люди все еще ищут тебя. Можешь остаться пока здесь, если хочешь.
Девушка видела, что он колеблется. Но казалось, что усталость победила, потому что он кивнул и помог Беру оттащить подушки от стола на другую сторону, чтобы приготовить импровизированную постель.
– Отдохни немного, – сказала она. Девушка подождала, пока он не улегся и не закрыл глаза, а потом подкралась к двери и открыла ее.
За ней стояла Эфира.
– Что ты?..
Беру поднесла палец к губам и вытолкнула Эфиру в темный каменный проход, ведущий в мавзолей, закрыв за собой дверь.
– Что ты ему рассказала? – спросила Эфира.
– Я рассказала ему о семье, – ответила Беру. Ей не нужно было уточнять, какой семье. Они с Эфирой почти никогда о них не говорили, но воспоминание всегда царило между ними, преследовало все эти дни.
– И больше ничего?
– Конечно, больше ничего, – сказала Беру. – Но он не глуп, Эфира. В какой-то момент он начнет задавать вопросы.
– Тогда пока не найдем Чашу, мы не можем отпускать его, – сказала Эфира, – это слишком опасно.
– А если он решит не помогать нам? – спросила Беру. – Мы не можем держать его здесь вечно.
– И не будем, – сказала Эфира с мрачной решительностью.
Беру отшатнулсь от нее.
– Ты не можешь просто убить его, Эфира!
– Я Бледная Рука, – ответила Эфира. – Я сделаю, что должна.
Беру отстранилась, уходя в темный, холодный каменный проход.
– Беру, стой…
– Я не могу разговаривать с тобой сейчас, – сказала Беру, не останавливаясь.
Она любила сестру больше всего на свете. И знала, что и Эфира испытывает то же самое. Она сделает что угодно ради сестры.
Но это и пугало Беру больше всего.
Девушка не могла не чувствовать, что, что бы теперь ни произошло, у их истории есть только два конца – или Эфира потеряет Беру, или Беру потеряет ее.
АНТОНУ СНИЛИСЬ СНЫ, но не об озере. Ему снились лица в капюшонах, глаза со зрачками в форме черных солнц. Он видел бледные отпечатки рук, выжженные на его коже.
– Парень! Эй, парень! Проснись!
Антон резко поднялся, готовый бежать. Его взгляд упал на Бледную Руку, неуверенно присевшую возле его постели из подушек.
События последней пары часов захлестнули его. Бледная Рука в его квартире. Побег от людей Ильи. Сон в темном и влажном алькове разрушенного мавзолея.
– Тебя трясло, – сказала она. – Плохой сон?
– А есть другие? – Он потер глаза. – Как долго я проспал?
– Пару часов, – ответила она. – Уже вторая половина дня.
– Где твоя сестра?
– Она ушла, чтобы добыть еды, – ответила Эфира. Когда Антон нахмурился, девушка рассмеялась. – Ой, да ладно. Ты же не боишься оставаться со мной наедине, не так ли?
– Не боюсь, – ответил он. – Но она намного приятнее тебя.
Эфира снова рассмеялась. Ее смех был неожиданным – громким, легким, открытым.
– Это точно. Она скоро вернется, если тебе так спокойнее. Ты останешься?
Антон сложил руки на коленях.
– А у меня есть выбор?
– Мы не станем держать тебя в заложниках, – сказала Эфира. – Но кажется, вчера ночью я спасла тебе жизнь.
– Ой, да ладно. Я слышал, что ты сказала, – ответил Антон. – Вы разговаривали на лестничной площадке этим утром. Ты думала, что я сплю.
Выражение лица Эфиры не изменилось. Она просто смотрела на него, скрестив руки на груди.
– Ты думаешь, что отпускать меня слишком опасно. – Он сглотнул. – Ты привела меня сюда, зная, что не отпустишь живым.
Возможно, Беру и верила, что ее сестра не способна на нечто подобное, но Антону был знаком вкус отчаяния. Момент, когда оно ловило в свои когти и заставляло жертвовать даже тем, что ты считал дорогим. Он был сам по себе с одиннадцати лет и за это время продал части себя – достоинство, добродетель, чистую совесть, если они у него когда-то были, – чтобы спасти всего себя. Он ни разу не уклонился.