Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не выпускай амулета, Джейн! — прокричал Сирил, бросаясь в арку и увлекая за собой Антею с псаммиадовой корзинкой под мышкой. Роберт последовал за ними, крепко держа Джейн за руку. Едва только все четверо (и, конечно же, Псаммиад) прорвались за туманную пленку, что отделяла прошлое от настоящего, как шум битвы раз и навсегда смолк у них в ушах, и на смену ему пришло негромкое, невнятное и абсолютно не опасное бормотание огромного старого города, служившее прекрасным аккомпанементом сладкой музыке визгливых воробьиных голосов, ругавшихся на гравиевой дорожке из-за брошенной кем-то хлебной корки, и атональному пению оборванных пролетарских детей, водивших хоровод на желтой, истоптанной бесчисленными ступнями траве.
— Клянусь жизнью, вот это было приключение, так приключение! — сказал Сирил, с трудом переводя дух.
— Кое-что приятное в нем, разумеется, было, — согласился с ним Псаммиад, стряхивая со своей шелковистой шерстки последние крохи египетского песка.
Некоторое время все четверо молча лежали на травке, наслаждаясь тишиной и покоем старого парка.
— Давайте-ка пойдем домой! — наконец предложила Антея. — Старая нянечка, наверное, уже совсем обезумела от страха. Глядите, солнце стоит примерно на том же самом месте, что и вчера. Значит, нас не было дома вот уже сутки.
— А булочки так до сих пор еще свежие! — удивился Сирил, ощупывая забытую накануне под деревом корзину с едой. — Наверное, с утра была роса, вот они и не успели засохнуть.
Что самое странное, никто из них не чувствовал себя голодным.
Подобрав с травы корзину с обедом и корзину с Псаммиадом, дети отправились домой.
Старая нянечка встретила их громким возгласом удивления.
— Чтоб мне провалиться на месте! — сказала она. — Быстро же вам поднадоел ваш пикничок! Что у вас там опять стряслось?
Дети приняли ее слова за чистой воды иронизирование. Иронизировать — это значит говорить совершенно обратное тому, что думаешь. От этого вашему собеседнику обычно становится очень неприятно. Вспомните, как вам бывало неприятно, когда вы забывали умыться перед обедом и кто-нибудь из взрослых говорил вам: «Смотрите-ка, какой чистюля к нам пожаловал! Так весь и блестит, как начищенный самовар (то есть, кофейник)».
— Простите нас, пожалуйста, но… — начала было Антея, но старая нянечка тут же прервала ее.
— Да что ты, милая моя, какие там извинения! В конце концов, это ваше дело, а не мое. Проходите же поскорее да займитесь чем-нибудь полезным, пока я тушу помидоры.
После того как она удалилась на кухню присматривать за своими помидорами, дети еще долго стояли посреди холла и в недоумении глядели друг на друга. Как могло случиться, думали они, что их старая добрая нянечка вдруг изменилась настолько, что ей стало абсолютно наплевать на то, что их не было дома полных двадцать четыре часа (в которые, кстати, входила и ночь), причем она даже не удосужилась спросить, где же они, собственно, болтались все это время?
Но тут Псаммиад высунул голову из корзинки и произнес:
— Ну, а сейчас-то в чем дело? Вы что, так до сих пор ничего и не поняли? Вы прошли через арку и попали в то же самое время, из которого отправились в прошлое. Так что не волнуйтесь, до завтра еще далеко!
— Так, значит, мы вернулись во вчера? — спросила Джейн.
— Да нет же, Господи, вы вернулись в сегодня! Туда же, где и были все это время. Представляете, какая бы воцарилась неразбериха, если бы все, кому не лень, принялись отрезать куски от прошлого и вставлять их в настоящее?
— Стало быть, все наше приключение не отняло у нас ни секунды времени?
— Если хотите, можете выразиться и так, — сказал Псаммиад. — Я лишь позволю себе уточнить, что оно не отняло у вас ни секунды реального времени.
Этим вечером Антея вновь решила облагодетельствовать бедного ученого джентльмена, самолично притащив ему в комнату приготовленный на обед бифштекс. Правда, перед тем ей пришлось спросить разрешения у Беатрис — той самой приходящей горничной, которая подарила ей браслет с синей стеклянной подвеской, ныне (или все-таки в прошлом?) являющийся собственностью маленькой туземной девочки. Ученый джентльмен охотно согласился отведать бифштекса, но при этом попросил Антею рассказать обо всем, что случилось с детьми за прошедший день.
Антея добросовестно пересказала ему пережитое ими приключение.
— Сегодня утром мы отправились в прошлое и оказались на берегу Нила… — начала она, и прошло немало времени, прежде чем она добралась до заключительной фразы: — Тут мы поняли, что нужно скорее возвращаться домой, и — фьюить! — уже снова сидели на травке в Риджент-парке, причем все приключение не отняло к нас ни секунды нашего реального времени.
Она ничего не сказала ему о таких запрещенных для разглашения вещах, как амулет или Псаммиад, но и без того рассказ получился настолько замечательным, что ученый джентльмен несколько минут остолбенело сидел в своем кресле, прежде чем обратиться к ней со следующими словами:
— Знаешь, а ты ведь на редкость удивительная девочка! Кто тебе рассказал обо всем этом?
— Никто, — твердо сказала Антея. — Я все видела собственными глазами.
— Детские фантазии! — медленно произнес ученый джентльмен с таким видом, как будто силился вспомнить какое-то давным-давно позабытое слово.
Когда Антея ушла, он еще долго сидел в кресле. Наконец он вздохнул и заставил себя рывком подняться на ноги.
— Похоже, мне и в самом деле нужно немного отдохнуть, — сказал он. — Что-то у меня с нервами стало не в порядке. Я только что испытал серию совершенно отчетливых и реальных ощущений весьма необычного порядка. Мне пригрезилось, что в мою комнату вошла маленькая девочка с первого этажа и представила мне весьма живую и убедительную картину жизни преддинастического Египта. И что самое странное, картина эта почти ничем не отличалась от моих собственных представлений об этом периоде. Ну и странные же штучки иногда выкидывает наш мозг! Впредь мне следует получше заботиться о своем здоровье.
Затем он добросовестно доел весь остававшийся в тарелке хлеб и перед тем, как снова засесть за работу, отправился на полчаса побродить по вечерним улицам Лондона.
Сколько миль до Вавилона?
Тридцать шесть и шесть.
Сколько дней до Вавилона?
Всех не перечесть!
Эту песенку Джейн напевала своей кукле, забравшись в специально выстроенный для них двоих домик, с намерением убаюкать ее на ночь. Крышей домику служила столешница обеденного стола, стенами — скатерть и противопылевые накидки, предварительно снятые со стульев и закрепленные по периметру стола посредством тяжеленных ученых книг. Ночью служил день.
Остальные дети предавались сомнительным радостям санного спорта. Вы, конечно же, знаете, как устроить тобогган прямо у себя дома — для этого всего-то лишь требуется стащить из буфета самый большой (и по возможности самый красивый) чайный поднос и, усевшись на него с ногами, съехать вниз по лестнице. Лучше всего заниматься этим видом спорта в те дни, когда медные крепежные прутья уносят в чистку, и ковер держится на лестнице лишь верхним концом, прибитым гвоздями непосредственно к полу. Единственным недостатком этого во всех отношениях замечательного развлечения является то, что оно входит в черный список ненавидимых взрослыми игр, — и старая нянечка, которая, несмотря на очевидные признаки впадения в детство, еще сохраняла множество свойственных взрослым предрассудков, не замедлила разогнать импровизированные состязания задолго до того, как определились первые финалисты. Чайный поднос был водворен обратно в буфет и заперт на замок, а неудавшиеся санные чемпионы понуро отправились в гостиную, горя желанием выместить на ком-нибудь злобу.