– Утром придет мой друг Йохем. Помнишь, я тебе о нем говорила? Ты должна его увидеть.

– Почему это?

– Ну, он только что звонил и сказал, что как-то раз тебя закадрил. Я сказала ему, что это исключено. Вечно он выдумывает безумные истории.

– Не думаю, что я когда-либо встречалась с Йохемом, – говорит Эстер, смеясь.

Передо мной двадцать две желтые розы!

Я их не люблю, но все еще улыбаюсь от уха до уха, пересчитывая их. Точно двадцать две. С карточкой: “Прости, что не смог вручить лично”. Не подписано, но в этом нет нужды. Я знаю, от кого они. Только один человек мог подарить мне желтые розы – Мартейн.

Когда болеешь, дни рождения проходят веселее – ты еще тут и прожил еще один год, – чем когда ты здоров и грустишь о том, что на год состарился. Моя третья грудь – вишенка на торте. Сестры заходят в палату, распевая Happy Birthday, По-ук в арьергарде с пакетом в руках. Когда дело касается капельниц, она времени зря не теряет.

Мне тоже не нравится тратить время зря, так что пора собираться. Прошлой ночью дежурил “сестра Бетти”, и он приложил больше стараний, чем обычно, чтобы помпа качала жидкость быстрее, поэтому пакет с химией уже опустел. К счастью, анализы крови сегодня у меня хорошие, и я могу избежать переливания.

Меня ждет инвалидное кресло. Должно быть, привилегия в честь дня рождения. Я пытаюсь протестовать, но, когда добираюсь до него, перед глазами мечутся черные точки. Я качу из отделения к лифту. Двадцать два года – и инвалидное кресло. Дождаться не могу момента, когда окажусь дома.

– Думаю, я вчера напугала Галстука.

– Ты его встретила?

– Да, на террасе кафе Winkel. Он поначалу меня не узнал. Я была Блонди.

– И что ты ему сказала?

– Экспериментальная парикмахерская. Он думает, что я либо страшная модница, либо совершенно безумна. В любом случае это было в последний раз. Дело не в болезни, просто я недостаточно хорошая актриса, чтобы продолжать видеться с ним. – Иди-ка сюда, – Роб целует меня в лоб и заключает в такие крепкие медвежьи объятия, что мне немного больно.

– Дорогая, – говорит он.

– Что? – я смотрю на него, гадая, что означает этот серьезный тон его голоса, но он улыбается.

– Не бери в голову.

Ума Турман в “Криминальном чтиве” – вот образ, который я ищу. Я допиваю последний глоток чая, целую Аннабель в щеку, запрыгиваю на велик и через десять минут ставлю его перед дверью моего любимого магазина париков. Вскоре становится ясно, что черные волосы – чересчур сурово для меня, но тот же самый парик в каштановом варианте хорошо сочетается с моей бледной кожей. Длинные пряди спадают на плечи, а челка лезет в глаза.

– Мы можем доработать его для вас, просто немножко подкорнать.

– Сколько он стоит? – спрашиваю я.

– Пятьдесят два пятьдесят.

Я смотрю с удивлением. Кто бы мог подумать, что Ума будет такой доступной. Это самый дешевый парик из всех, что я примеряла.

Позади меня темнокожая женщина тоже примеряет парики, но по более веселому поводу, чем я. Я слышу ее болтовню о модной вечеринке. Она прячет свои афрокосички под сияюще-белой стрижкой. Синтетический блеск почти ослепляет меня, но эффект потрясающий.

– Могу я примерить такой же? – спрашиваю я. Хотя цвет на моей бледной коже смотрится по-другому, я мгновенно влюбляюсь в парик. Он уникальный. Такой подошел бы аутсайдеру. Я борюсь с тем, чтобы не быть аутсайдером, с тех пор как заболела, но, надевая Платину, чувствую, что мне все равно. Надо просто уметь ее носить.

– Это у нас будет пятьдесят два пятьдесят плюс шестьдесят шесть – сто восемнадцать пятьдесят. Лак для волос за счет магазина, для постоянных покупателей, – продавщица подмигивает мне.

Я выхожу в Платине. Нельзя быть более заметной. С Платиной я не прячусь, я выставляю себя напоказ. Никогда бы не подумала, что найду что-то забавное в ношении парика, но это так. Шесть париков, шесть имен, в шесть раз больше друзей и поклонников. Шесть разных персонажей, и за каждым из них немножко Софи. Неуверенная Софи – Стелла. Чувственная Софи – Ума. Упрямая Софи – Сью. Рассудительная Софи – Блонди. Софи, любящая повеселиться, – Платина. Романтичная Софи – Дейзи. Я любуюсь отражением своего искусственного, но сказочного образа в каждом окне. Я сажусь на велик и еду в паб, чтобы встретиться с Яном и Робом. Я могу заметить их ухмылки за версту. Никто не способен смотреть на Платину и не улыбаться. Ян любит безумства и закидоны, а Роб любит меня. Платина нравится обоим.

Я стою в очереди в магазине органических продуктов на Вестерстраат, вооруженная сумкой из переработанных материалов. Я не придерживаюсь специальной диеты для раковых больных – таких диет слишком много, чтобы выбрать одну, и все они твердят о разном. Однако я верю в витамины, антиоксиданты и органическую пищу.

Моя корзинка забита свеклой, киноа, тыквенными семечками и козьим молоком. Я все еще новичок в здоровом образе жизни и сама удивилась тому, что сегодня утром мне удалось пропустить через соковыжималку целый фенхель. Еще больше я удивилась, когда смогла выпить яблочно-морковно-фенхельную мешанину, которую сама и придумала. Я всегда считала себя разумной здоровой барышней– избегала фастфуда, большого количества выпивки и всего остального, но что, черт возьми, можно сделать из проса, гречи и киноа? Где вообще в этом “киноа” ударение?

Я изучаю содержимое чужих тележек, поскольку все они выставлены напоказ: морская капуста, водоросли и упаковки с чем-то, что мне совершенно незнакомо. Перед кассой ряд бутылочек и пачек с таблетками: спирулина, хлорелла, алоэ вера, женьшень и куча баночек с китайскими иероглифами на этикетках. Я прислушиваюсь к разговору покупательницы, которая, очевидно, бегло болтает на принятом здесь здоровом языке, и гринписовкой в “биркенстоках” за кассой. Несколько баночек исчезают в конопляной сумке покупательницы, я вздыхаю и решаю повременить с китайскими травками.

По пути домой я беру расписание занятий одной из многочисленных студий йоги в районе. “Йога” – какое многообещающее слово. Во время каждого занятия я старательно пытаюсь растягивать и сгибать одеревеневшие части тела, принимая все более сложные позы. На самом деле это все, что нужно делать: растяжка, растяжка и еще раз растяжка – от самих рук и ног до кончиков пальцев.

После йоги – медитация. Пф-ф, медитация – та еще задачка. Это сложнее, чем кажется, особенно когда забываешь, в чем суть. В очередной раз. Говоря по правде, я никогда этого не понимала – ни в классах медитации (что для меня звучит как оксюморон), ни в Тибете или Индии, где медитация подступала ко мне со всех сторон. Я до сих пор пытаюсь освоить созерцание и фазу концентрации и надеюсь погрузиться в медитативное состояние.