– Так я пойду? – спросил Суворов.

– Да, иди, работай, – Коган прикрыл глаза ладонью. Замполит вышел. В кабинет вновь заглянула Верочка:

– Евгений Исаакович, вы не идёте на обед? Я ушла. Тут никого нет.

– Хорошо, Вера, я сейчас тоже пойду, – но вместо этого первый секретарь задумался. И вновь, в который уже раз за этот день, память вернула его на десятилетие назад.

…Миша, Миша! Фамилия его была Плистин. Но «П» он произносил очень глухо, почти неслышно и Коган очень долго считал его Листиным. Евгений беспрекословно выполнял все задания КГБ. КГБ тоже выполнял свои обещания – Коган всё выше и выше поднимался по служебной лестнице. Но чем выше он поднимался, тем прохладнее становились отношения с. листиным-Плистиным. Нет, Миша по-прежнему был безукоризненно вежлив, корректен. Особенно Коган почувствовал отчуждение офицера госбезопасности после того, как «сдал» своего предшественника – первого секретаря райкома. В то время он уже был заведующим отделом промышленности. Однажды, после очередной партконференции, как обычно, в буфете Дворца культуры собрались вновь избранные члены бюро, работники аппарата. Выпивали. Уже глубоко за полночь стали разъезжаться по домам. В райкомовскую «Волгу» втиснулись: сам «первый», его друг и однополчанин такой же пожилой председатель общественной партийной комиссии, Коган и ещё два человека. В машине ветераны вспоминали войну, послевоенные годы, Сталина. И вот тут сильно нетрезвый персек разоткровенничался. Сказал, что партия виновна в колоссальных жертвах понесённых во время войны, партия виновна в предвоенных репрессиях, в обожествлении своих лидеров, в подавлении любого инакомыслия, в создании бюрократической системы управления, разделении граждан на простых людей и номенклатуру, в том, что катастрофически не хватает продуктов питания и промышленных товаров, в том, что создаётся дефицит, зачастую, искусственно. Друг-однополчанин пытался остановить секретаря, но тот только ещё больше распалялся. Доказывал, что в бесклассовом обществе вообще можно обойтись без партии, что в партии нужно провести капитальную чистку и начинать её нужно с самого верха, что с ленинского демократического пути мы давно сошли и, что если так будет продолжаться, то Советский Союз развалится на сто маленьких государств. Вжатый в заднее сиденье, придавленный чьим-то потным, могучим телом Коган боялся пропустить хоть слово. Память у него всегда была хорошая, и монолог партийного лидера он почти дословно переписал в агентурном сообщении. Только Миша, похоже, не дал сообщению ход. Во всяком случае, пожилой секретарь проработал ещё почти полтора года и с почестями ушёл на пенсию. Женя к тому времени имел нужные контакты в обкоме и стал главой района. Прошло три года. С Мишей Плистиным он больше не встречался. Год назад Миша погиб. «Майор Плистин, – так было указано в милицейском сообщении, – возвращался с женой вечером из кино, в районе рынка увидел, как группа хулиганов избивает лежащего на земле мужчину. Офицер послал жену звонить в милицию, а сам вмешался. Кто-то ударил его ножом, удар пришелся прямо в сердце». Хороший был человек Миша! Убийцу так и не нашли. Не нашли и избитого мужчину…

«…А ты такой холодный, как айсберг в океане…» – внезапно ворвавшийся в окно голос Аллы Пугачёвой окончательно вернул Когана из затянувшихся воспоминаний. Он подошёл к окну. Внизу, прямо под окнами кабинета, стояла его персональная чёрная Волга. Из распахнутых дверей автомобиля лилась мелодия модного шлягера. Водитель Володя протирал лобовое стекло. «Поеду, пообедаю», – подумал Коган, взял из гардероба чёрную велюровую шляпу и, не надевая её, вышел из кабинета.

В 2016 году на областном этапе литературного конкурса МВД России «Доброе слово» повести было присуждено второе место.