Прачечная. Когда я в последний раз стирал?

— Она все время плачет. Ей плохо со мной.

Люси рассмеялась совершенно искренним смехом: голова запрокинута, а на лице широченная улыбка. Она смеялась слишком громко и совсем не вовремя.

— Дети плачут, Грэм. Это нормально. Просто все это в новинку для вас обоих. Для вас началась совершенно новая жизнь, и вы оба делаете все возможное, чтобы к ней приспособиться.

— С тобой она не плачет.

— Поверь мне, — Люси усмехнулась, опустив взгляд на немного успокоившуюся Тэлон, — дай ей пару минут, и я буду умолять тебя поменяться со мной местами. Так что иди. Иди и отдохни немного, прежде чем я снова отдам ее тебе.

Я кивнул и, уходя, произнес:

— Прости меня.

— За что?

— За то, как я вытолкал тебя сегодня утром. Это было грубо, и я прошу прощения.

Склонив голову набок, она вопросительно взглянула на меня.

— Почему мне кажется, что в твоем сознании крутится миллион слов, но лишь определенному количеству ты позволяешь прозвучать?

Я не ответил. Но когда задержал взгляд на ней, укачивающей на руках мою дочь, Люси улыбнулась и подмигнула мне.

— Вот видишь? Я же говорила. Она просто ребенок. Я пока позабочусь о ней, а ты иди и позаботься о себе.

Я мысленно сказал ей спасибо, и она улыбнулась, словно услышала меня.

* * *

Едва коснувшись головой подушки, я провалился в глубокий сон. Я и не подозревал, что настолько устал, пока не появилась возможность отдохнуть. Тело мое словно растворилось в матрасе, и сон поглотил меня целиком. Меня не посещали ни сладкие сны, ни кошмары, и за это я был благодарен и тем, и другим. И только услышав крик Тэлон, я начал ворочаться в постели.

— Джейн, ты можешь подойти к ней? — прошептал я в полусне. Потом открыл глаза и посмотрел на вторую половину кровати — она по-прежнему была застелена, на одеяле ни складочки. Моя рука коснулась пустого места, напомнившего мне, что я теперь один на один со всем этим.

Я встал с кровати и, пройдя по коридору, услышал тихий шепот:

— Все хорошо. Все хорошо.

Чем ближе я подходил к детской, тем сильнее на меня действовал мягкий успокаивающий голос. Остановившись в дверях, я смотрел на Люси: она кормила Тэлон, держа ее на руках. Возможно, вид пустой постели и был в значительной степени напоминанием о том, что Джейн ушла, но вид Люси с моей дочерью на руках был небольшим указанием на то, что я не один.

— С ней все в порядке? — спросил я, и Люси удивленно обернулась.

— Ох-х-х. Напугал. Да. Просто проголодалась, вот и все. — Ее взгляд скользнул по моему телу. — Вижу, ты больше не пахнешь, как канализационная труба.

Я пригладил руками еще влажные волосы.

— Да, я успел принять душ и немного поспать.

Она кивнула и подошла ко мне.

— Хочешь сам покормить ее?

— Я… Нет… Она не…

Люси кивком указала на кресло-качалку.

— Садись.

Я начал было протестовать, но она покачала головой.

— Давай-давай.

Я подчинился, сел в кресло, и Люси положила ребенка мне на руки. От перемены положения Тэлон начала плакать, и я попытался сразу вернуть малышку Люси, но она отказалась брать ее.

— Ты не сломаешь ее.

— Ей не нравится, когда я держу ее. Ей некомфортно.

— Нет, это тебе некомфортно, но ты справишься, Грэм. Просто дыши ровно. Успокой свою внутреннюю энергию.

Я поморщился.

— Опять из тебя лезут эти причуды в стиле хиппи.

— А из тебя лезет твой страх, — возразила она, после чего наклонилась, вложила бутылочку со смесью мне в руку и помогла покормить Тэлон. Через несколько секунд дочка зачмокала, успокоилась и закрыла свои усталые глазки. — Ты не сломаешь ее, Грэм.

Мне была ненавистна ее способность читать мои мысли против моей воли. Я действительно боялся, что любое мое прикосновение может стать смертельным для Тэлон. Мой отец однажды сказал, что я разрушаю все, к чему бы ни прикоснулся. Я был уверен, что так же случится и в отношении моего ребенка. Я даже бутылочку нормально дать не мог, что уж говорить о воспитании.

Рука Люси лежала поверх моей, пока она помогала мне кормить Тэлон. Ее прикосновение было мягким, нежным, и моя неприветливая душа на удивление доброжелательно его принимала.

— В чем твоя самая большая надежда?

Ее вопрос привел меня в замешательство.

— В смысле?

— В чем твоя самая большая надежда в жизни? — снова спросила она. — Моя мама всегда задавала нам, девочкам, этот вопрос.

— Я… у меня нет надежд.

Уголки ее губ опустились, но я постарался не придавать значения ее явному разочарованию в моем ответе. Я не из тех людей, что надеются. Я из тех, что просто существуют.

Когда Тэлон доела, я передал ее Люси, и она, подождав, пока малышка отрыгнет, положила ее обратно в кроватку. Мы вдвоем стояли, склонившись над колыбелькой, и смотрели на отдыхающего после еды ребенка, но ком в моей груди, появившийся после рождения Тэлон, по-прежнему не исчезал.

Малышка слегка поморщилась, и на ее личике появилась гримаса неудовольствия. А потом вздохнула и погрузилась в сон. Мне было интересно, снится ли ей что-нибудь, когда она закрывает глазки, и появится ли когда-нибудь в ее жизни самая большая надежда.

— Ух ты! — сказала Люси с легкой улыбкой. — Она хмурится, прямо как ты.

Я усмехнулся, и Люси тут же повернулась ко мне.

— Прошу прощения, ты только что… — Она ткнула меня пальцем в плечо. — Грэхем Рассел только что смеялся?

— Кратковременное помутнение рассудка. Больше такого не повторится, — сухо сказал я и выпрямился.

— О, как бы мне хотелось, чтобы оно не проходило.

Наши взгляды встретились. Мы стояли почти вплотную друг к другу, и никто из нас не говорил ни слова. Ее непослушные локоны торчали из небрежно завязанного пучка, но это, кажется, было их естественным состоянием. Даже тогда, на поминальной службе, ее волосы были в полном беспорядке.

В каком-то восхитительном беспорядке.

Выбившийся локон упал на ее плечо, и я протянул руку, чтобы убрать его в сторону, когда заметил в нем что-то непонятное. Чем ближе была моя рука, тем заметнее становилось напряжение Люси.

— Грэм, — прошептала она, — что ты делаешь?

Я коснулся пальцами ее волос, и она, явно нервничая, закрыла глаза.

— Повернись, — скомандовал я.

— Что? Зачем?

— Просто повернись, — сказал я.