Перспектива шести свободных дней с Чарли и помощи в гостинице окрыляла.

– Да, Джун! – позвал Генри. – Если тебе что-то будет нужно, ты знаешь, где меня найти.

Она с улыбкой кивнула.

«У меня почти нет имущества и собственного жилья, зато есть Чарли и Генри Букс. И судя по тому, как развивались события вчера вечером и сегодня, я снова обретаю свою семью».

Кэт

Во второй половине дня в воскресенье бодрящий ветерок трепал волосы Кэт, все еще пахнущие шоколадом и глазурью, которые она использовала для приготовления торта ко дню рождения. Оливер вез ее в «какое-то тайное место» в своем автомобиле с откидным верхом. Ехали они по дальнему краю полуострова. Оливер сказал только, что приготовил сюрприз.

Ветер был очень кстати, выдувая все, особенно мысли. Кэт смотрела на прогулочные катера на серо-голубой воде, на людей, указывающих на наконец-то появившихся китов. Ошеломленная, Кэт рада была посидеть спокойно, сосредоточившись на плеске волн, на звуке переключаемых скоростей автомобиля.

Она вдруг увидела, что под ногтями у нее осталась голубая глазурь. Но не было времени ни душ принять, ни даже толком вымыть руки. Она трудилась над тортом в виде пиратского корабля для пятилетнего капитана Алекса и периодически слышала, как ее мать наставляет Изабел по части искусства управления гостиницей.

– Если тебя вызывает гость, бросай все и иди к нему или к ней, даже если ты ешь или разговариваешь по телефону. Если увидишь какую-нибудь грязь – песка нанесли или грязная чашка стоит, – немедленно убери.

А между делом нужно было встречать гостей, отвечать на вопросы о картах, о том, как добраться до Ботанического сада и куда поехать: в Портленд, или в Рокленд, или Кэмден, если остался один день. Голос матери звучал уверенно, внушительно и деловито, как обычно, и ненадолго, с головой погрузившись в создание идеального капитанского мостика для вершины пиратского торта, Кэт забыла о ее болезни. До тех пор пока не услышала зловещее слово «рак» через открытое окно, выходящее на задний двор.

Две пары гостей болтали за вином – бесплатными коктейлями от Лолли, которые подавали с пяти до шести.

– У моей сестры рак яичников, – именно в тот момент сказала одна из женщин. – Она боролась сколько могла, но два года назад умерла.

– Моя мама тоже, – подала голос другая. – От рака груди.

– Очень вам сочувствую.

Раздался плач, и мужской голос произнес:

– Иди ко мне, дорогая.

Кэт стояла, застыв, закрыв глаза, с дрожащими руками и губами.

– Пожалуйста, не забирай мою маму, – прошептала она, молитвенно складывая руки.

Потом ее мать зашла на кухню за новым куском сыра, сказав что-то насчет уходящего тумана, и когда дверь за Лолли закрылась, Кэт разрыдалась. Она отошла от окна в закуток, спрятанный от посторонних глаз, опустилась там на пол и плакала, уткнувшись головой в колени.

– Я не могу потерять мою маму, – шептала Кэт сквозь слезы.

Кэт сидела там, пока не вспомнила кое-что… и это заставило ее засмеяться. Она с родителями на заднем дворе, в дальнем его конце. Семейство лежит рядком, Кэт между матерью и отцом, и говорят, на что похожи облака. Кэт нашла оленя. Лолли – машину. Отец углядел индейку, над которой Лолли Уэллер смеялась до колик.

Но потом воспоминание потускнело, и Кэт поднялась, серьезная и печальная, с благодарностью думая об Оливере, который в любой момент мог уже подъехать и «отвезти в одно место, куда обязательно нужно попасть». Ей требовалось побыть вне гостиницы, вдалеке от нее. Оливер приехал, как всегда, вовремя, выглядел тоже, как всегда, хорошо: высокий, мускулистый, в потертых джинсах и темно-зеленой футболке, густые волнистые рыжеватые волосы взлохмачены.

Когда автомобиль поехал по боковой дороге в совершенно непонятном для Кэт направлении, она достала из сумки маленький блокнот и ручку и написала: «Куда мы едем?» Поднесла блокнот к глазам Оливера.

Он улыбнулся.

– Напиши за меня: «Скоро узнаешь».

Когда Кэт была маленькой, они с Оливером сидели на широких подоконниках в своих комнатах, окнами смотрящих друг на друга через боковой двор, и беседовали, поднимая большие листы бумаги, на которых писали. Их своеобразные эсэмэски эпохи до сотовых телефонов. Иногда ей было достаточно увидеть его, сидящего там. Когда его родители или ее мать звали одного или обоих в дом, Кэт ощущала нехватку Оливера. Его родители давно уже продали дом и жили теперь в Кэмдене, но иногда, как, например, вечером в минувшую пятницу, Кэт хотелось забраться на подоконник и поднять большой блокнот со словами «Мне так страшно» и успокоиться, увидев ответ Оливера: «Что бы тебе ни понадобилось, я здесь».

В минувшую пятницу, после фильма, проговорив несколько часов с двоюродными сестрами в комнате, где они теперь обитали вместе, Кэт выбралась из постели, написала записку и, тихонько выйдя, поехала к коттеджу Оливера. Ему достаточно было одного взгляда на ее больной вид, чтобы понять: дело не только в приезде кузин. Она рассказала о матери. Произнесла слова, которые застревали у нее в горле: «четвертая стадия», «метастазы», «химиотерапия». Оливер обнял Кэт и дал выплакаться, как делал много раз раньше. Они немного поговорили, но на все ее и его вопросы ответ был один – не знаю.

Они легли на большой кожаный диван, Оливер обнял ее, и когда через пару часов Кэт проснулась, то оставила ему записку и вернулась домой. Проскользнув в комнату, она вздрогнула и расстроилась при виде крепко спящих на раскладушках Изабел и Джун. Они находились здесь из-за Лолли, и знакомый вид двоюродных сестер в ее комнате лишь усилил панику.

Едва улегшись в постель и до носа укрывшись одеялом, Кэт снова почувствовала страх и пожалела, что не осталась с Оливером. Она поехала к нему в субботу вечером после ужина, и повторился вечер пятницы. Именно это ей было нужно. Немногословность. Хороший суп. Сильные руки. Кто-то, кто всегда знал Лолли – и ее.

Сейчас она не особенно была расположена ко всяким сюрпризам или тайнам. Ей хотелось попросить Оливера повернуть назад, просто отвезти ее к нему домой, наполнить ванну, чтобы Кэт лежала в ней, уставившись на мыльные пузыри или в потолок. Но слова не шли, и она смирилась. Ей было страшно. Так страшно, как никогда со времени смерти отца. Попав как между двух огней между матерью и кузинами, Кэт не готова была для еще одного «сюрприза».

– Приехали. – Оливер остановился у гравийной дорожки, за которой не было ничего, кроме деревьев. – Посмотри в мое окно.

Кэт вздрогнула, возвращаясь в реальность. Слева от них расстилался луг, заросший полевыми цветами. Она видела розовую и красную турецкую гвоздику, ее любимые цветы. Наперстянку, рудбекию и милые желтые лютики. Кэт улыбнулась. Цветы лучше горячей ванны.

– Идем. – Оливер взял ее за руку и повел к изъеденной дождями и снегом деревянной скамейке в центре поля.