– Вот мы тут с тобой смеемся, а главный вопрос так еще и не решили.

– Ты имеешь в виду историю с Манюниной доской?

– Да. Я не знаю, как быть… Может быть, поговорить с Филом?

Мушка повозила в сметане своим блинчиком, подумала, а потом ответила:

– Я думаю, не надо. Ты не хочешь закладывать Соню. Он ведь тоже не захочет, если нормальный, порядочный человек. Во всяком случае, мне он всегда таким казался. И потом, как он будет выглядеть и перед Соней, и перед всеми нами, если вдруг откажется от своих слов? Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов, хоть и не очень в этом кузове уютно!

– Но это же полный идиотизм – отвечать за чужую подлость!

– В данном случае, может, и не идиотизм. Может быть, Соня этот самоотверженный поступок оценит… позже… и… у них все получится…

– Не оценит, понимаешь ты?! Не оценит! – Кудрявцев вскочил с табуретки и нервно заходил по кухне. – В том-то все и дело! Для нее поступок Доронина вовсе не самоотверженный, а именно идиотский. Особенно потому, что, как я уже тебе говорил, она абсолютно уверена: ее и без доронинского признания никто не заподозрил бы. Похоже, она была бы не прочь в этом убедиться, а Филипп все испортил!

– Сядь, Федя, пожалуйста, – попросила Мушка. – И так как-то не по себе…

Кудрявцев плюхнулся на табуретку, воскликнув:

– Ну что же делать-то, Кира?!

– Может быть, ничего и не надо делать? – отозвалась она. – Пусть все идет своим чередом? Знаешь, мне мама всегда говорит, что безнаказного зла не бывает. И не обязательно человек получит возмездие сразу. Возможно, только через несколько лет и с той стороны, откуда ответного удара ожидает меньше всего, но обязательно получит! Давай в это верить!

– А Фил?

– А Филу, возможно, надо было через это пройти. Он сам захотел. Соня ведь его ни о чем не просила. Будет у Доронина такой вот жизненный опыт.

– Но ведь ему же у Манюни учиться, когда она поправится! Как это все будет выглядеть?

– Мария Ростиславовна хорошая женщина. Можно будет с ней поговорить…

– О чем?!

– Ну… о том, что Фил не виноват, что взял чужую вину на себя.

– Думаешь, она не захочет знать правду, от кого еще пакостей ждать, с кем надо быть поосторожней? Хотя… Соня собирается после девятого класса уйти в колледж… Но до конца учебного года еще целых две четверти, если не считать, что эта еще не закончилась… В общем, я по-прежнему в полной растерянности. Как быть? Что делать?

Вид у Кудрявцева был такой несчастный, что Мушка встала со своей табуретки, подошла к однокласснику и обняла его сзади за шею, уткнувшись носом в блестящие густые волосы, пахнущие незнакомым мужским шампунем. Она сделала то, о чем мечтала день назад. И Федор не отстранился, он осторожно взял ее руку и поцеловал в ладонь. И больше ничего между ними не было. Кира разомкнула руки и села на свое место. Молодые люди просто смотрели друг на друга с выражением необъяснимого счастья на лицах, и ничего другого им сейчас не хотелось. Вполне достаточно было ощущения единения и нужности друг другу. Потом Кудрявцев сказал:

– Ладно. Пусть будет как будет. Положимся на судьбу. Может, мы и правда не имеем права вмешиваться. Манюня от нашей честности все равно быстрей не поправится, а Фил действительно на все пошел сам, ему и выпутываться. Впредь будет осторожнее… – Федор рассмеялся и добавил: – С девушками! Они бывают очень коварными!

– Я не коварная, – улыбнувшись, сказала Мушка.

– Я знаю. Если бы я был Бетховеном, написал бы пьесу «К Кире…». А поскольку я даже нот не знаю, то приглашаю тебя в это воскресенье к нам на дачу в Белкино. Мы всей семьей едем на лыжах кататься.

Мушкино лицо погасло. Она опустила глаза и сказала:

– Я не поеду. Твоему отцу я явно не понравилась. Он считает, что из-за меня ты отказываешься от поездки во Францию. Зачем мне его раздражать?

– Он должен знать, что в этом вопросе я никогда не стану жить его умом. Я сам имею право выбирать друзей и…

Кира подняла на него глаза. Ей было интересно, что он скажет дальше.

Федор несколько смутился под ее пристальным взглядом, но все же продолжил:

– …и девушек, с которыми мне хорошо. Но, может быть, ты и права. Не стоит нам всем вместе ехать сейчас. Давай покатаемся у нас, в парке за комбинатом стройматериалов! Там отличная лыжня! Мы с ребятами уже давно открыли сезон!

– Давай! – с радостью согласилась Кира.

Когда в кабинет истории вошла Ирочка Разуваева, Руслан Савченко сидел на подоконнике возле своего стола и пересказывал Юре Пятковскому детектив, который вчера посмотрел по телевизору и которым остался весьма недоволен в виду примитивных действий сыщика. У Савченко, что называется, слова застряли в горле от удивления, смешанного с восхищением. На Ирочке, как он и советовал, были надеты темные джинсы и классического вида серый джемпер с синими ромбами на груди. Но не только одежда кардинально переменила облик девочки. На ее лице совсем не было косметики. Чистые глаза Иры без густого черного забора накрашенных ресниц казались глубже и синее, прямо в тон с ромбами на джемпере. Губы ее и без помады были нежными, жемчужно-розовыми. Но самыми чудесными оказались абсолютно прямые волосы без единой заколочки, свободно лежащие на спине. Эти самые многочисленные заколочки, а также локоны и

кудряшки, которые обычно завивала на своей голове Разуваева, оказывается, мешали увидеть их по-настоящему золотой цвет. В общем, Ирочка оказалась классической красавицей.

– Ба… – проронил удивленный Пятковский. – И где же вы, мадемуазель Разуваева, потеряли все свои прибамбасы… ну… для этого?.. – Юра выразительно покрутил руками вокруг своей головы. – Я готов туда сбегать, собрать ваши дурацкие заколочки и сжечь все до единой, как Иван-царевич сжег лягушачью шкуру!

– Я просто их не надела и волосы не закрутила, – бесхитростно отозвалась Ирочка.

– И ведь как правильно поступили, мадемуазель! Ведь мы могли окончить девять классов, разойтись по колледжам и так никогда и не узнать, как же на самом деле выглядит наша Ирэн!

Ирочка довольно рассмеялась и села на свое место рядом с Соней Чеботаревой. Потом она нашла взглядом Савченко, который изо всех сил тянул вверх большой палец правой руки. Он был откровенно счастлив: это же с его подачи Разуваева из не в меру размалеванной и завитой куклы Барби превратилась в очаровательную нежную девушку. Поскольку Руслан мало чего в своей жизни прочитал, то не мог ощущать себя Пигмалионом[3]. Он чувствовал свое родство, пожалуй, с папой Карло, который из обыкновенного полена вытесал симпатичного парнишку. Во время урока истории, который вскоре начался, он то и дело поворачивал голову в сторону Ирочки, улыбался и все так же показывал большие пальцы то правой, то левой руки. Ира смущалась, краснела и в ответ бросала на Савченко такие теплые взгляды, что он вознамерился пригласить ее прямо сегодня же в кафе «Василек», которое находилось примерно в квартале от здания школы и имело богатый ассортимент пирожных. По меркам среднего учебного заведения, Руслан как раз сегодня был сказочно богат, поскольку мать дала ему приличную сумму на новый школьный рюкзак. Молодой человек правильно рассчитал, что старый рюкзак вполне еще может послужить, а вот такие Ирочки Разуваевы, с которыми не стыдно показаться даже в «Васильке», на дороге не валяются. Конечно, еще вчера он был бы несказанно счастлив, если бы в тот же «Василек» с ним согласилась сходить Кира Мухина, но сегодня он совершенно отчетливо увидел, что Мушка даже в подметки не годится преображенной Разуваевой. А если учесть, что Кира на него вообще не смотрит, а Ирочка прямо тает от его взглядов, то, похоже, посещение кафе принесет ему сегодня массу ни с чем не сравнимых ощущений.