К ней снова подходит долбоеб в костюме Кощея. Наклоняется, что-то говорит на ухо. Она смотрит на него сверху вниз, удивленно вскидывает брови, а потом улыбается. Медведь приходит в ярость. Он рычит, что я должен подойти к ним, перегрызть глотку противнику и забрать свою законную добычу.

Вокруг нее прыгают дети, и она отворачивается от ублюдка. Внимательно слушает, что говорит тощий пацан, улыбается ему так ласково, что у меня начинает щемить сердце. Я вдруг представил, что это наши дети. Никогда не задумывался о том, сколько их будет, какими они окажутся.

Я не представлял себя в роли отца. Никогда. Если и думао о детях, то… это были просто обещания самому себе, что так, как собственные родители, я делать не буду. Не больше. Я был готов к тому, что не оставлю после себя никого. Наверное, потому и согласился на просьбу матери. Чтобы наш род продолжил хоть кто-то.

Но сейчас, когда смотрел на свою женщину, окруженную детьми, понимал, что хочу этого. Всего этого. Хочу семью. Настоящую. Хочу видеть ЕЕ, с моим ребенком в животе. Хочу ощущать их запах и вслушиваться в сердцебиения. Хочу чтобы она вот так же ласково и весело улыбалась нашим детям, поправляла одежду и расчесывала пальцами волосы.

Дети цеплялись за нее, и я снова чувствовал дикую ревность. Она должна принадлежать только мне. Ее внимание должно быть направлено на меня.

Я начал обходить зал, пытаясь быть ближе к ней. Сережки в ее ухе хитро мерцали, словно даже металл подначивал решиться на то безумие, которое крутилось в моей голове. Я подарю ей другие. Она не будет носить эти дешевки. Моя женщина не будет знать ничего, кроме роскоши.

Я заставляю себя прислушаться. Там, в углу, куда она забилась, что-то происходит. Я точно знаю, потому что запахи меняются, и мне становится еще труднее сдержаться.

Зверь начинает бушевать не на шутку. Древняя кровь, которая с каждым днем становится только сильнее, взывает заявить права на нее прямо сейчас. Забрать отсюда немедленно!

— Марина Витальевна, а вы правда разрешите мне полечить вас? — Долговязый мальчишка цепляется за ее юбку и с восторгом заглядывает в рот.

Становится необходимым узнать, как она получила эту жуткую рану. Кто посмел поднять на нее руку? Кто бы это ни был, он уже приговорен.

Кто-то делает музыку громче, и мне приходится отойти в сторону, чтобы не мешать «богатырям» освобождать пленников Бабы Яги и Кощея.

Но я все равно слышу ее чуть хрипловатый смех, от которого волосы на загривке встают дыбом.

А потом, чтобы окончательно добить мою выдержку, она, улыбаясь, произносит:

— Паша, я же Баба Яга.

Ее голос… растекается по венам сладким ядом. Сливочной карамелью. От него становится так нестерпимо жарко, что одежда раздражает, превращаясь в чертову смирительную рубашку. И мне уже становится жизненно-необходимым сбросить ту цивилизованность, которую я собирал годами. Сейчас мне необходимо быть зверем. Животным. Первобытным. Выпустить инстинкты наружу и позволить им руководить мной.

— Я узнал вас, Марина Витальевна. Вы самая красивая.

О, да-а-а… Она совершенная. Идеальная. Даже смотреть на нее — чистый кайф. Меня выбивает дикая ревность. От того, что рядом с ней стою не я. От того, что она смотрит на других.

Не смогу я это контролировать. Не смогу. Прямо сейчас она нужна мне.

— Да, наша Марина Витальевна лучше всех.

Мне не удается подавить тихое рычание. Я не знаю, кто там, в этом идиотском костюме Кощея, но ему — конец. Чувствую его запах. Он возбужден. Ему нравится происходящее. Нравится стоять почти вплотную к ней и смотреть на нее. Ему хочется большего. Меня от этого начинает трясти.

Я принюхиваюсь к ее аромату, прислушиваюсь к сердцебиению, под звук которого прямо сейчас подстраивается весь мой организм.

Ее сердце стучит быстро. Она волнуется. А еще я ощущаю, что ей больно. Щека… С этим я могу помочь ей справиться. Несколько капель моей слюны, и рана затянется к концу дня.

От мысли, что начну ее вылизывать, мне становится нечем дышать. Аромат карамели и цветов накрывает удушающей волной. Потому что она, Марина — теперь я знаю точно, отодвигается от того, кого я уже занес в список жертв. Мой зверь торжествующе рычит, довольный тем, что выбранная самка сама, по своей воле, проявляет неприязнь к сопернику.

Я снова принюхиваюсь, улавливая легкий, едва ощутимый аромат испарины на ее коже. На секунду прикрываю глаза от наслаждения… Боже, она восхитительна. Лучше нет никого.

Воображение тут же рисует картины нашего с ней секса. Совокупления. Не знаю, как назвать то, что хочу с ней сделать. Нет слова для того, от чего меня корежит, как съеденный огнем металл.

Я хочу ее сожрать. Всю без остатка. Затрахать до сорванного горла. Нет, даже не так. Отодрать, чтобы обезумела от всего происходящего.

Я представляю, как она лежит передо мной. Как послушно раздвигает ноги, приглашает меня. Как я опускаюсь между ними и как мое лицо оказывается напротив ее бедер. Я хочу рассмотреть, какая она там. Как выглядит ее тугая целочка, которую она берегла для меня. Хочу знать, какая она на вкус… сильно ли будет течь, когда мы окажемся рядом, когда Марина будет чувствовать мой взгляд.

Меня начинает утаскивать в черноту. В бездну. За ту черту, переступив которую, я уже не вернусь.

Никогда… никогда у меня не было таких желаний. Чтобы пробовать какую-то шлюху между ног? Кроме отвращения эта мысль ничего не вызывала. Но сейчас я понимал, что свихнусь, если не узнаю, какова на вкус ее влага. Мне хотелось рассмотреть ее. Во всех подробностях. Узнать, как выглядит ее киска. Какая она на вкус. Что ощущаешь, когда лижешь набухшую плоть. И как громко будет кричать Марина, когда я начну это делать.

Мне необходимо попробовать… каждый сантиметр ее тела. Оставить алые следы на ее коже.

Ее кожа… девственно белая, чистая, не считая багровой раны на щеке. И сама она кажется чистой. Только сейчас я вдруг осознаю… Меня прошибает холодный пот. Сколько ей лет? Она выглядит слишком молодой. Почти девчонка. Да еще такая маленькая. Крошечная. Даже до плеча мне не достанет. Слишком хрупкая и слишком юная для всего, что я хочу с ней сделать.

Но даже это меня не остановит. Я заберу ее и буду ждать, сколько понадобится. Буду оберегать. Защищать. Всегда буду рядом.

Пусть привыкнет ко мне. Я должен стать для нее важным. Тем, в ком она будет нуждаться. Без кого не сможет. От кого станет зависима, как прямо сейчас становлюсь от нее зависимым я.

Черт! Даже мысль о том, что придется ждать, прежде чем сделаю ее своей, причиняет боль. Стоило догадаться сразу, что она слишком молодая. Потому у нее никого и не было.

С другой стороны, сюда бы не взяли работать человека младше восемнадцати. Нет, конечно нет. Сколько бы ей не было лет, она теперь моя. Стала моей в тот момент, когда я почувствовал ее аромат.