Недавно я решилась рассказать Вилье о том, как Дрейсон обманом поставил мне печать, заблокировав магию. Надеялась, что она поможет. Но и здесь потерпела неудачу. Вилью связывала с Дрейсоном магическая клятва верности. Она сочувствовала мне, переживала, но пройти против своего сюзерена не могла. Лишь советовала наладить отношения с витом.

Вот только виту не нужны никакие отношения. Ему достаточно моего тела. По крайней мере сегодня он впервые спросил, чего хочу я, заставив меня растеряться. Какая ему разница? Раньше его этот вопрос не интересовал, по крайней мере, его больше волновало удовлетворение собственных желаний. Но что я должна была ответить?

Я совершенно не знаю, как себя вести с ним. Была покладистой, даже ответила, как он хотел. Но, показалось, он только сильнее разозлился. А потом вообще что – то про мои чувства начал кричать. Слушаюсь его – не нравится, не слушаюсь – не нравится. Невозможный мужчина.

Итогом всего стал домашний арест. Как найти способ сбежать, если я теперь даже своей комнаты не могу покинуть? Хотя, его итак нет. Позволил бы мне Дрейсон спокойно разгуливать по поместью и со всеми общаться, если бы от этой печати было так легко избавится?

– Гад! – со злости я пнула дверь ногой.

– Настя? – донесся голос Валери из спальни.

Потянувшись было к ручке двери, я вспомнила, что мое платье осталось в кабинете Дрейсона. Точнее то, что от него осталось. Ведь настолько испугалась, что сбежала в одном белье. Хоть убейся, но не вспомню, видела ли кого по дороге в свои покои. Благо бежать не долго, вит же поселил меня ближе к себе. Так странно, я редко чего – то боялась. Животные меня никогда не трогали, темнота не пугала, а фильмы ужасов я не смотрела, мне проблем и в жизни хватало, даже приближающаяся из-за болезни смерть не ужасала. А Дрейсон пугает меня до трясущихся коленок.

Накинув на себя халат, я вышла в спальню.

– Прости, Настя, – Валери смотрела на меня с сочувствием, даже выглядела виноватой. – Вит Дрейсон приказал не выпускать тебя из покоев.

– Валери, за что вы извиняетесь?

Пройдя к кровати, я устало присела на ее край. Отвела от лица разметавшиеся волосы. Виту нравится, когда они распущены. Знал бы он, как мешают распущенные волосы. Я уже много раз порывалась состричь их, но отцу нравились длинные волосы. «Волнушка» называл он меня, дергая за длинные пряди.

– Я пыталась его убедить, что тебе будет тяжело.

– Спасибо, Валери, – искренне поблагодарила я, улыбнувшись доброй женщине. Она прошла ко мне, присела на край кровати, приобняла за плечи.

– Что случилось, Настя? – спросила она, мягко поглаживая мои плечи, как мама, когда я грустила.

– Я не могу так. Он мне противен. И… я боюсь его до чертиков. Я боюсь сказать лишнее слово, кажется, что он в любое мгновение начнет меняться. Он не человек. – тяжело вздохнула, пытаясь справиться с подступающими слезами. Сумбурно, но в моих мыслях сейчас нет порядка. В них только страхи, сомнения и обреченность.

– Даже не знаю, что тебе посоветовать, милая. Потерпи, опекунство не вечно.

Горько усмехнувшись, я растерла глаза. Не вечно, как же. Думаю, я привязана к нему на длину собственной жизни, если не найду способ сбежать. Но поддержка Валери помогла. Она напомнила мне о маме, о ее оптимизме, силе духа. Нельзя отчаивается, варианты всегда есть.

Чуть успокоившись, я хотела поговорить с Дрейсоном. Все равно в нашем противостоянии он выйдет победителем, а на свободе у меня больше шансов. Но снова неудача. Умер глава какого-то города провинции и вит срочно отбыл разбираться. По словам Валери, в последнее время часто возникали подобные неприятности, и не только в провинции Дрейсона.

Так странно, большую часть жизни я провела в четырех стенах, а сейчас, заново обретя способность ходить, я вновь оказалась заперта. Чтобы не изводить себя бессмысленными думами, решила вспомнить свои многочисленные хобби. В тратах меня по-прежнему не ограничивали. Так что вскоре в моем расположении появился швейный артефакт, отрезы тканей и кожи, бисер.

Так за пять дней отсутствия Дрейсона я сшила себе рубашку, брюки, ночнушку и сарафан. Сплела несколько кожаных браслетов, решив раздарить свои поделки домочадцам, ведь они были так добры ко мне.

А на пятый день моего заточения ко мне пришла гостья. Единственная, кого ко мне пустили из посторонних. В этот момент я сидела на кровати завершая кожаный браслет в подарок сыну Вильи. Так как посещения были запрещены, и ко мне приходили в определенное время, я испугалась, решив, что вернулся Дрейсон. Да, я понимала, что время идет, дата ритуала приближается, а я так и не придумала, как спастись. Потому было так необходимо выпросить у ненавистного двуликого свободу. Но видеть его все равно не хотелось. Чтобы не решила здравая часть сознания, но я боялась. Его, того, что он попросит за освобождение. Но пришел не Дрейсон.

– Я без стука, – в комнату стремительно ворвалась меть Дрейсона. По особняку было развешано несколько портретов Николетты, потому я узнала ее.

Высокая, статная, с идеальной осанкой. Возраст не отпечатался в ее чертах, которые частично передались и Дрейсону. Картины явно не приврали ее красоту.

Она чуть удивилась, увидев меня. Явно рассчитывала не на такую картину. Потом внимательно присмотрелась ко мне, критично оглядела надетый на меня сарафан. Бирюзовый, свободного покроя и собственного производства, зато какой удобный.

– У вас это семейное, – пожала я плечами, возвращаясь к работе. Еще пара узелков и готово. Женщина даже опешила от моей наглости. Но стелиться и перед ней я была не намерена. – Как вы узнали обо мне? Вит Дрейсон рассказал?

– Нет. Маргарет упомянула, что Виттор спит с человеческой преступницей.

– Как вы сказали, я преступница, и ничего не решаю. Вам стоит поговорить с сыном, – ответила я, откладывая готовый браслет в шкатулку, где хранилось все необходимое для рукоделия.

– Что ты задумала? Он никогда не женится на тебе, как и не позволит забеременеть, – ее взгляд выхватил футляры с драгоценностями. – Ради денег и драгоценностей? – скривилась она, взглянув на меня с презрением. На что я лишь рассмеялась.

– Вы серьезно? Зачем мне деньги и драгоценности, когда я заперта в покоях? Ваш сын удерживает меня против воли. Более того, я не преступница. А просто потеряла память. И по незнанию позволила поставить себе печать греха.

– Зачем ему это? – она обошла кровать, чтобы лучше рассмотреть меня. Солнечные лучи, входящие через комнату, отразились от граней бриллиантов в ее светлых волосах.

– У него и спросите. Не нравлюсь? Выгоните меня. Хоть в лес. Только печать снимите. Сгину, так сгину. Нет, значит сбегу как можно дальше от провинции.

– Ты преступница, – уже не так уверено возразила она. Но в ее взгляде блуждали сомнения.

– Вам же не нравится, что ваш сын спит с человечкой.

Николетта фыркнула, присела на край кровати, выхватив из шкатулки несколько браслетов.