— Я разгневала моего отца. — Она влюбилась, безумно и безрассудно. Но Дуглас напрасно надеется, что она расскажет ему всю правду.

Он взял ее за плечи и повернул к себе:

— Жанна!

Она не слышала ничего прекраснее с того дня, когда Дуглас в последний раз произнес ее имя — сто лет назад в далекой стране. Жанна сомкнула веки, сдерживая слезы, но одна слезинка скатилась по щеке, и Дуглас пальцем смахнул ее.

Она не хочет, чтобы прошедшие годы стояли между ними. Воспоминания подождут. Пусть ее грехи хоть ненадолго забудутся. Ей нужна любовь, чистая и радостная, чтобы продержаться следующие десять лет.

Жанна положила руки ему на грудь.

— Люби меня, — прошептала она в ночной тишине. — Люби меня, Дуглас. — Она нежно подтолкнула его к кровати и дразнящее улыбнулась, как когда-то в юности. — Поцелуй меня.

В следующее мгновение Жанна оказалась на спине.

Дуглас склонился над ней.

— Люби меня, — снова прошептала она, и его губы, теплые и настойчивые, приникли к ее губам.

Жанну словно подхватил смерч. Так было всегда, когда Дуглас целовал ее. Он делал это с восхитительной неторопливостью, вторгаясь языком в ее рот, осыпая поцелуями ее лицо и шею, безошибочно находя чувствительные местечки, которые они когда-то вместе открывали.

За годы разлуки он явно преуспел в искусстве любви, и Жанна подавила ревнивое желание узнать, с кем и когда он освоил эту науку. Она знала, на что шла, включившись в эту игру в надежде снова почувствовать себя юной девушкой, у которой только одна забота — как тайно встретиться с Дугласом.

Он склонился к ее груди, царапая нежную кожу пробившейся на подбородке щетиной. У Жанны перехватило дыхание, когда его ладонь легла ей на живот и медленно двинулась вниз, совершая дразнящие круговые движения.

С каждым витком его пальцы спускались все ниже, рассылая волны тепла по всему ее телу. Когда он коснулся ее увлажнившейся плоти, Жанна застонала и раздвинула ноги. Ей хотелось, чтобы он заполнил ее собой и начал восхождение к вершинам страсти, пока она не содрогнется в его объятиях. Пока не исчезнет пропасть между прошлым и настоящим.

Дуглас приподнялся и вошел в нее с такой неторопливой страстностью, что на глазах Жанны выступили слезы. Она выгнулась под ним в безмолвной мольбе, на которую он ответил нежным поцелуем.

— Жанна, — прошептал он.

В это мгновение она впустила его в самую оберегаемую часть своего существа — не в тело, которое и так принадлежало ему, а в сердце. Словно акт взаимной страсти превратил этого незнакомого мужчину в юношу, которого она обожала всем сердцем и которого потеряла.

— Дуглас, — шепнула она, глядя ему в глаза.

Он прижался к ее губам в жадном поцелуе, и Жанну захлестнуло желание. Даже пальцы покалывало от нетерпения, но Дуглас не спешил, растягивая удовольствие, как делал это всегда.

Вцепившись в его плечи и прикусив губу, Жанна выгибалась под ним. «Я люблю тебя», — безмолвно выкрикнула она, когда наслаждение достигло апогея и все ее существо разлетелось на части.

Дуглас в последний раз вошел в нее, а затем взорвался сам. Сжимая в объятиях его содрогающееся тело, Жанна впитывала его трепет. В ее сознании звучала простая фраза, похожая на заклинание или молитву: «Дуглас, любовь моя».

Рассвет окрасил облака в серые и розовые тона. Подсвеченные снизу, они придавали дополнительную глубину величественному восходу солнца. У самого горизонта небо просветлело, но ближе к центру все еще оставалось темно-синим.

Почувствовав, что Дуглас встает с постели, Жанна порывисто протянула руку, и он нежно коснулся ее пальцами — то ли безмолвно признавая, что разделяет ее чувства, то ли прощаясь.

Этой ночью она словно перенеслась в прошлое, превратившись в юную девушку. Она не чувствовала ни вины, ни угрызений совести. Мир снова стал волшебным, в нем не было места ни страху, ни ненависти.

На несколько коротких часов Дуглас вернул ей себя — ту, которую монастырь так долго и старательно пытался уничтожить. Жанна вновь чувствовала себя неискушенной и восторженной, как дитя. Ей хотелось поблагодарить его, но не было сил. Сейчас не время для речей и признаний.

Услышав щелчок двери, Жанна открыла глаза. Ее призрачный любовник исчез, оставив вмятину на подушке, запах разгоряченных тел и пустоту в душе.

Если бы не ощущение приятной усталости, она подумала бы, что все это ей приснилось.

Что она натворила?

Наверное, ей следовало уйти. Будь она мудрее, так бы и поступила. Она могла бы найти работу горничной или продавщицы. В любом случае ей нужно покинуть дом Дугласа, пока он не узнал то, чего ему не следует знать, и не понял, как она слаба.

Но она не хочет уходить. Наверное, истинный смысл греха в том и состоит, чтобы упорствовать в нем, невзирая на последствия, жертвуя всем ради наслаждения.

Повернувшись на бок, Жанна уставилась в окно, обращенное на восток, и на горизонте уже проглянуло солнце.

Ее заклеймили как шлюху задолго до сегодняшнего дня и заставили платить за множество грехов, которых она не совершала. Так пусть мир снова проклянет ее.

Те месяцы в Париже были самыми прекрасными в ее жизни, а минувшая ночь доказала, что память ее не обманула. Когда Дуглас касался ее, Жанна трепетала от благоговения. Ее тело покрывалось мурашками, из груди вырывались томные вздохи. Она наслаждалась каждым его прикосновением и знала, что никакой другой мужчина не подарит ей такого блаженства.

Ей ли не знать, что мир совсем не так хорош, как это казалось ночью. Он полон негодяев, подобных Роберту Хартли. Здесь же ей обеспечены безопасность, пусть временная, и наслаждение, если она пожелает.

Минувшие годы научили Жанну ценить счастливые мгновения. Нужно смаковать их, как роскошные яства, восхищаться их красотой и стараться забыть о боли. Почему же не относиться точно так же к мгновениям любви?

Потому что любовь приносит немыслимую боль, когда проходит.

Жанна слишком хорошо знала, что такое одиночество и отчаяние, чтобы не страшиться того и другого. Это знание должно было бы сделать ее сильнее. В конце концов, пределы ее выносливости не раз испытывались. Любить Дугласа значило бы подвергнуть себя новым испытаниям, постоянно ожидая, что он покинет ее или прогонит из своего дома.

Мудрая женщина поблагодарила бы его за волшебную ночь, крепко поцеловала на прощание и удалилась. Мудрая женщина покинула бы этот прекрасный дом, даже не оглянувшись.

Но она никогда не была мудрой, когда дело касалось Дугласа Макрея. Иначе не чувствовала бы себя такой одинокой эти десять лет.

Первое время в монастыре Жанна просыпалась по ночам от завывания ветра, напоминавшего плач младенца.

Съежившись от холода, она беззвучно плакала, уткнувшись лицом в жесткую подушку. Прошло два года, прежде чем она поняла, что никто не спасет ее из этого ада. Что заточение будет длиться до ее смертного часа. Со временем слезы иссякли, остались только ночные кошмары, наполненные безысходностью и отчаянием.