Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что еще он натворил? — устало спросила она.
Люк рассказал ей, как они наткнулись на небольшой солдатский патруль. Солдаты не заметили их, и Люк, не желая ввязываться в бой, приказал своим воинам оставаться в укрытии и пропустить патруль. Но Черному Змею захотелось отличиться. Он напал на солдат, которые, хотя их было четверо, бросились наутек от свирепо вопящего индейца. Черный Змей нагнал одного из них, убил и снял скальп.
Айрис закрыла глаза. Мысль о скальпировании была ей невыносима.
— Господи, ну почему так получается? Почему мы не можем жить в мире?
— Может, когда-нибудь мир и наступит. Но пока остается только одно — избегать стычек. Поэтому я и решил направиться в форт Бэрд, взяв с собой Золотого Лося и Острого Ножа. Может быть, нам удастся предотвратить беду. А потом мы вернемся к вам на зимовку.
— А как быть с Черным Змеем? В твое отсутствие он попытается захватить верховенство среди наших воинов.
— Пусть тебя это не беспокоит. Я изгнал его.
— Только этого не хватало! А сколько воинов ушло с ним?
Айрис знала, что некоторые индейцы жаждут крови белых и поддерживают Черного Змея.
— Несколько человек. Ну и скатертью дорога — таких нам не нужно. Зачем мне воины, которые не подчиняются приказам? Разреши я ему остаться, люди стали бы меня презирать. Этого я допустить не могу. Да Черный Змей только и ждал предлога, чтобы забрать своих дружков и самому стать предводителем.
Айрис была так рада снова видеть Люка и слушать его, что не обратила внимания на то, как он одет. И только сейчас заметила, что на нем кожаная рубашка, хотя в теплую погоду индейцы ходили голые до пояса. С чего бы это? Тут она увидела на плече у Люка темное пятно и воскликнула:
— Ты ранен?
— А, пустяки, — отмахнулся он. — Царапина.
— Дай-ка я на нее взгляну.
Как Люк ни сопротивлялся, она открыла ворот его рубахи и умелыми пальцами вынула прокладку из травы, которую Люк приложил к ране, чтобы остановить кровотечение. Убедившись, что рана действительно не глубокая, Айрис облегченно вздохнула.
— Это Черный Змей тебя ранил? Удивляюсь, что ты не убил его за это.
— Я сделал хуже: теперь он до конца дней будет жить со шрамом поперек лица. Ты же знаешь, как он гордился своей внешностью.
Всему племени было известно, что Черный Змей считает себя красавцем.
— Да не стоит возиться с этой ранкой, — опять запротестовал Люк, когда Айрис принесла лекарственные травы и бинты для перевязки.
— Надо, чтобы она побыстрей зажила. Но боюсь, что шрам останется.
— Одним больше, одним меньше, — ухмыльнулся Люк. У него на теле и впрямь было немало шрамов, нанесенных людьми или дикими зверями. — Вам, женщинам, хорошо — у вас мало шрамов.
— Да нет, у нас их бывает много, только они у нас не на коже, а на сердце, где их никому не видно.
Люк замолчал и больше не мешал ей обрабатывать рану. Когда Айрис кончила, он ласково обнял ее и сказал:
— Мама, мне тяжело думать о шрамах, которые у тебя на сердце. Как мне хотелось бы повернуть время вспять, чтобы тебя миновало горе, выпавшее на твою долю. Ничего этого не случилось бы, если бы паше племя тогда так же хотело мира, как сейчас.
Они очень редко поминали те ужасные события, в результате которых Айрис оказалась в становище. Айрис старалась забыть их, но это ей не удавалось. Сейчас она пожалела о том, что упомянула шрамы на сердце. Эти слова всколыхнули в них обоих тяжелые воспоминания.
— Мне не хочется думать о том, как ты оказалась со мной, — сказал Люк. — Но я рад, что это случилось. Я так много узнал от тебя. Без тебя я никогда бы не научился ценить мир. Ведь мой отец разрешил мне поехать в школу только благодаря твоему влиянию. А весной я отведу в те края весь свой парод. Вот увидишь, у нас будет хорошая жизнь.
— Но если ты все время будешь заниматься разведкой и жить вдали от становища, ты никогда не найдешь себе жену. Матери не положено всю жизнь тревожиться и заботиться о сыне.
Люк засмеялся:
— А почему бы и нет? Ты же все равно не перестанешь тревожиться. И почему, по-твоему, я так много времени провожу в фортах? Там сплошь замужние женщины, а значит, мне не грозит потеря свободы.
— Это неизбежно случится, — со смехом сказала Айрис. — Когда ты этого совсем не будешь ждать. Любовь можно встретить где угодно, сын мой. Откроешь глаза — и вот она!
Люк закрыл глаза и притворился, что ничего не видит и спотыкается о вещи.
— Тогда я их не стану открывать. Зачем мне еще одна женщина, которая захочет мной командовать?
— Пошел отсюда! — с притворным гневом воскликнула Айрис. Как же повезет той девушке, которую он возьмет в жены, подумала она. Какой ей достанется замечательный человек! И как гордилась Айрис тем, что он стал таким и благодаря ей тоже.
За двадцать лет, прошедших с роковой зимы 1838/39 года, когда индейцев принудили проделать необыкновенно долгий и тяжелый переход в место, отведенное под резервацию, путь, унесший много жизней и прозванный индейцами Тропой слез, многие чероки протоптали тропинки обратно к своим любимым Большим Дымящимся горам. Хотя путь по этим тропинкам был не прямой и приходилось обходить кручи и пересекать бурные реки, Мелонга твердо решил, что по Тропе слез он Джеси не поведет. Он рассчитывал добраться до места к началу зимы.
Проезжая через небольшие городки, они не привлекали особого внимания. Все считали, что это отец и дочь. Джеси уговорила Мелонгу во избежание неприятностей заменить косынку на голове на соломенную шляпу. Хотя и неохотно, он согласился, а в остальном своей одеждой он ничем не напоминал индейца: на нем были брюки, старый черный пиджак и застиранная белая рубашка.
Погода стояла отличная, и они чаще всего ночевали в лесу. Когда же шел дождь, они прятались в пещерах или под каменистыми навесами в горах. Порой им попадались индейцы-земледельцы, и тогда у них была возможность постирать одежду, поспать ночь на настоящей постели и съесть приготовленный на плите обед.
Но Джеси больше нравилось ночевать под открытым небом. Днем она ехала позади Мелонги, и они мало разговаривали. Но вечером, после ужина, состоявшего из сушеной кукурузы и, если повезет, зажаренного на костре кролика или белки, Мелонга зажигал трубку и, прислонившись спиной к дереву, заводил рассказ о прошлом. Джеси слушала его затаив дыхание.
Как-то вечером, когда они были в пути почти две недели, Мелонга рассказал ей про то, что случилось с чероки после того, как правительственные войска изгнали их с родных земель. По сведениям, которые за эти годы просочились с индейской территории, они объединились там с четырьмя другими племенами.
Во время перехода погибло почти четырнадцать тысяч чероки.