Он варит кофе по какому-то особенному рецепту. Кофе получается густым, ароматным и нереально вкусным. Сравнивать этот волшебный вкус и этот запах со вкусом и запахом растворимого кофе из одноразовых пакетов по меньшей мере некорректно.

Оказалось, что Инга никогда не работала проводником в поезде дальнего следования. И первой в истории женщиной-дальнобойщицей тоже никогда не была.

Ее муж, Павел Петров, всегда появляется в комнате одинаково. Сначала в проеме приоткрытой двери появляется его голова с растрепанными волосами. Появляется улыбка на его лице, и вслед за ней – поднос, белая футболка и спортивные трикошки. Они поженились три года назад, и все эти три года, каждое утро, он приносил в спальню поднос с горчим кофе. Инга знала это наверняка, хоть и ни разу не спрашивала об этом.

Она была благодарна ему за утренний кофе, за утреннюю улыбку, за белую футболку и растрепанные волосы. За то, что он, Павел Петров, был такой до невозможности домашний, такой по-детски влюбленный, такой старомодно-романтичный. А больше всего – за то, что он никогда не пытался выяснить, в каком километре обратного пути находится ее заблудившаяся память. За то, что он вообще никогда не обсуждал с ней случившееся. Не подсовывал ей нарочно никаких предметов, нерушимо связанных с ее прошлым, не наблюдал с тревогой и надеждой за ее реакцией. Он вообще вел себя с ней так, как будто она была вполне нормальным и здоровым человеком. Отвечал на все ее вопросы совершенно невозмутимо, не обнаруживая никаких признаков трагизма. А если она не задавала никаких вопросов – никак не пытался ее спровоцировать. Несмотря на то, что доктор Истомин при выписке настоятельно советовал ему вести себя как раз противоположным образом.

В тот день Инга подслушивала их разговор в ординаторской.

«Вполне возможно, – задумчиво сказал доктор Истомин ее мужу, Павлу Петрову, – что потеря памяти в ее случае является в большей степени не следствием механической травмы, а следствием эмоционального потрясения. Того, которое она пережила во время аварии. Но нельзя исключать, что это потрясение случилось и раньше…»

После этих слов доктор Истомин сделал небольшую паузу, ожидая, видимо, что его собеседник подержит разговор. Но Павел Петров промолчал. Если он и знал о каком-то потрясении, случившимся с его женой раньше, то предпочел об этом не распространяться.

«Амнезию может вызвать любой достаточно сильный эмоциональный шок, – продолжал Истомин. – Такая амнезия называется психогенной. Мне кажется, что в случае с вашей женой амнезия как раз психогенного характера. Налицо диссоциативная реакция…»

«Что такое диссоциативная реакция?»

«Это реакция, при которой представления больного о самом себе и прошлом опыте отделяются от основного потока сознания. Органические причины…»

«Что такое органические причины?»

«Органические причины – это повреждения головного мозга. В данном случае – сотрясение. Так вот, органические причины тоже нельзя сбрасывать со счета…»

«Как долго это продлится?»

«Трудно сказать. Видите ли, я сейчас не спроста начал этот разговор о характере заболевания вашей жены. Потому что причина потери памяти во многом и обуславливает длительность заболевания. И если мои предположения верны… То есть, если в данном случае мы имеем дело с амнезией, характеризующейся как состояние психогенного бегства… Это диссоциативное нарушение, при котором больной забывает всю свою прошлую жизнь и утрачивает свою идентичность…»

«Что значит – утрачивает свою идентичность?»

«Это значит, забывает, кто он. В нашем случае все эти признаки характерны. Состояние психогенного бегства обычно вызывается тяжелым эмоциональным шоком или длительными личными переживаниями… и длится иногда довольно долго».

«Как долго?

«Я не могу ответить на этот вопрос. Недели, дни, месяцы. Может быть, годы. Реакция абсолютного отторжения прошлого способна привести к тому, что человек может начать новую жизнь в совершенно ином окружении. Это я говорю для того, чтобы вы поняли…»

«Я понял. Ей не требуется начинать новую жизнь в ином окружении. У нее будет прежнее окружение и… прежняя жизнь. Но ведь должны же существовать какие-то методы… таблетки… Неужели никак нельзя повлиять…»

«Конечно, они существуют. Вашей жене потребуется длительный курс реабилитации. Прием препаратов – пентотала и амитала натрия. Я выписал рецепт. Кроме лекарственных средств, существуют психотерапевтические методы. Гипноз, например. Иногда он оказывается эффективным. Но иногда не приносит никакой пользы. В вашем случае необходимо помнить, что любая незначительная деталь может привести к отрывочной или полной реабилитации. Фактором, провоцирующим возвращение памяти, может стать повторное переживание состояния эмоционального шока, породившего защитную реакцию… Если попытаться восстановить первичную ситуацию стресса…»

В этот момент Инга услышала, как с громким звуком отодвинулся стул. Истомин замолчал, поняв, что собеседник считает тему разговора исчерпанной. Снова послышался голос Павла Петрова, ее мужа.

«Моя жена не переживала никаких психологических шоков, доктор. Ни перед аварией, ни задолго до нее. Ее жизнь была абсолютно спокойной и… размеренной. В ней не было никаких потрясений. Абсолютно никаких потрясений. Так что, боюсь, ваше предположение о природе ее заболевания ошибочно. Кроме… органических, я правильно выражаюсь? – причин, нет и не может быть никаких других…»

Инга отошла в сторону, услышав тяжелые шаги Павла Петрова по кабинету. Дверь приоткрылась и захлопнулась почти сразу. Но в этом коротком промежутке уместились слова, которые она успела услышать:

«А если вы ошибаетесь? Если вы чего-то не знаете о ее… жизни?»

Прозвучавший вопрос остался без ответа. Вернее, ответом на него стал сердитый и резкий хлопок двери.

Зря он так, устало подумала Инга. Истомин, конечно, зануда, но в принципе неплохой человек. И наверное, неплохой врач.

Павел Петров улыбнулся ей, взял ее за руку и вывел из здания больницы.

Рука Павла Петрова была жесткой и сильной. Улыбка – не по-мужски нежной. Когда Павел Петров улыбался ей, он становился похожим на мальчишку. Ей сразу понравилась его улыбка и его жесткая ладонь. У нее даже возникло ощущение, что ладонь и улыбка ей давно знакомы.

И она постаралась не думать о том, что это возникновение этого ощущения спровоцировано отчаянием.

Пока они шли, взявшись за руки, по бесконечным коридорам больницы, она все время слышала голос Истомина. Его последние слова – те самые, которые остались без ответа.

* * *

– Проснулась уже? – поинтересовался Павел Петров, просунув улыбающуюся голову в дверной проем.

– Проснулась, – подтвердила Инга.

– Ну тогда привет.

– Привет.

– Если проснулась – будем кофе пить. Сегодня у нас кофе со сливками. Ужасно вкусный. Я с трудом сдержался, чтоб его по дороге не выпить. Ну, двигайся давай. Ты что же, думаешь, я так и буду с подносом возле тебя стоять? Нет уж, дорогая, я тоже на кровать хочу. Под одеяло. Двигайся!