Да, через неделю все было кончено. Гиз разбил немцев в Вимори, неподалеку от Монтаржи, а швейцарцы сдались в плен.

В ноябре рейтары вновь были разбиты армией Гиза, капитулировали и, проклиная Наваррца, втянувшего их в эту мясорубку, вынуждены были спешно покинуть королевство.

Это был конец. Любовь Беарнца к прекрасной Коризанде позволила Лиге одержать победу, моральное воздействие которой на французов было огромным уже в те дни, а со временем должно было удесятериться.

Не раздосадовало ли это Наваррца? Об этом ничего не известно. Но до самого конца года он вел уютную и изнеженную жизнь в ласковых объятиях своей любовницы, предаваясь одним лишь любовным играм…

А все-таки приятно быть вдвоем.

Поль Адан

Мадам де Грамон в то время было тридцать шесть лет. Любвеобильная, чувственная, с роскошным бюстом, живым взглядом и волнующей линией бедер, она обладала всем, что так нравилось Беарнцу. Женщина неглупая, она умела разделить с ним и радости и неприятности; наделенная материнским чувством, она ухаживала за ним и называла его «малыш»; благородная по натуре, ока давала ему деньги, вырученные ею от продажи леса, срубленного в ее владениях, чтобы финансировать протестантскую армию.

Он любил ее, делился с нею всеми своими планами, не скрывал своих чаяний, и на протяжении семи лет они вели жизнь нормальной во всех отношениях супружеской пары. Но в декабре 1588 года, когда смерть герцога де Гиза приблизила его к трону[20], Наваррец увидел, как в глазах любовницы мелькнула тревога, и понял, что волновало прекрасную Коризанду.

Вы помогали мне во всех моих битвах, и будет справедливо, душа моя, если именно, вы станете королевой, когда я буду королем!

Но требовалось еще сделать возможным этот обещанный в порыве страсти брак, потому что если м-м де Грамон была вдовой, то Генрих был женат.

Так что же, развод? Он об этом и не помышлял, поскольку процедура развода слишком длинна и сложна, а просто со спокойным и здоровым цинизмом подумывал о том, как бы стать вдовцом.

И тем не менее прежде, «чем предпринять в этом направлении какие бы то ни было шаги, он решил посоветоваться с несколькими друзьями. Обратившись к д`Обинье и де Тюренну, он признался им в своем намерении жениться на м-м де Грамон и в том, какое дал ей обещание.

— Как вы думаете, должен ли я стремиться к этому браку? — спросил он у них.

«Речь шла, — пишет Дре дю Радье, — о самом важном в его жизни поступке. Тюренн, знавший о серьезном увлечении Генриха, не решился задеть его чувства. Он сослался на то, что ему срочно надо ехать в Маран и на следующий же день действительно уехал. То был жест честного человека, который не хочет дать плохой совет своему господину, тогда как на хороший у него не хватает мужества. Д`Обинье остался один на один с опасной необходимостью быть искренним и выполнил свой долг, высказавшись со всей откровенностью».

Адъютант короля Наваррского сам сообщает в своей «Истории», что он сказал Беарнцу. Вот его слова: «Я не утверждаю, что вы должны отказаться от вашей любви. Я был влюблен и понимаю ваши переживания; но отнеситесь к этому, сир, как к обстоятельству, побуждающему вас быть достойным вашей любовницы, которая сама же станет вас презирать, если вы опуститесь до-женитьбы на ней. Вам следует держаться принципа Aut Caesar, aut nihil; появляться у себя в совете, который вам так ненавистен; уделять гораздо больше времени серьезным делам, чем вы это делали до сих пор; наиболее существенным делам отдавать предпочтение перед всеми другими и в особенности перед развлечениями и удовольствиями. Герцог Анжуйскнй умер. Вам осталось сделать всего шаг, чтобы занять престол. Если вы станете мужем своей любовницы, презрение, которое вы навлечете на себя, сделает для вас заветную цель недосягаемой»[21].

У Наваррца был слишком трезвый ум, чтобы он не мог признать справедливость этих рассуждений. Он поблагодарил д`Обинье и дал слово, что не женится на графине, по крайней мере в ближайшие два года.

Адъютант достаточно хорошо знал своего господина, чтобы не сомневаться, что еще до истечения этого срока какая-нибудь новая фаворитка придет на смену прекрасной Коризанде.

— Вот это мудрое решение, — сказал он, стараясь сдержать улыбку.

После этого разговора Беарнец стал очень осторожен в своих отношениях с м-м де Грамон. Если он и продолжал ее по-прежнему укладывать к себе в постель с той здоровой неутомимостью, которая приводила в восхищение всех дам, то о браке больше не заговаривал. У красавицы, разумеется, были свои шпионы. Очень быстро она узнала, кому обязана переменой в настроении любовника, и сделалась смертельным врагом д`Обинье. Зато смертельный враг должен был испытывать огромное удовлетворение: ведь он помог избавить королевство от многих неприятностей.

Действительно, трудно даже представить, что произошло бы уже на следующий год, если бы Генрих Наваррскнй, и без этого непопулярный за свой протестантизм, захотел навязать народу свою сожительницу в качестве королевы Франции.

* * *

Воспрепятствовав этому браку, д`Обинье не только оказал большую услугу стране, он еще спас королеву Марго, которой с большей или меньшей вероятностью грозило убийство. А между тем пылкая сестра Генриха III вовсе не помышляла в свои тридцать пять лет отказаться от земных радостей. Проводя все свое время в общении с маркизом де Канильяком, она увлекалась искусством и в то же время с наслаждением продолжала участвовать в заговоре. Ее замок превратился в важный центр встречи сторонников Лиги, политическую штаб-квартиру и литературный салон одновременно. Там можно было встретить и Сен-Видаля, и Брантома, и Оноре д`Юрфе, автора «Астреи».

У последнего, кстати, во время его пребывания в Юссоне была возможность заметить, что люди, среди которых он находился, куда проще, чем персонажи его романа. Говорят, что однажды вечером Марго, соблазненная его приятными манерами, увлекла красавца на ближайший диван и, подняв повыше юбку, попросила оказать ей любезность и «погасить разгоревшееся в ней пламя…».

Юрфе был сама любезность, все закончилось к обоюдному удовлетворению, и в Париж писатель возвратился, храня в памяти несколько незабываемых впечатлений…

* * *

Несмотря на бурный темперамент королевы Наваррской, далеко не все визитеры покидали ее столь щедро вознагражденными. Те, кто не удостоился чести быть отличенными хозяйкой дома, хранили лишь воспоминание о нескольких любопытных особенностях царившей там атмосферы. Ученый Скалигер, например, писал, что был поражен тем, какое положение занимала Марго в этом орлином гнезде, вокруг которого, словно папская тиара, ярусами располагались три города. «Она могла, — писал он в восхищении, — помочиться на два из них, что были ниже. Она была свободна и могла делать все, что хотела; она имела мужчин, когда желала, и тех, кого сама выбирала».