Через две недели после смерти Мэрилин Гринсон написал Марианне Крис: «В пятницу вечером она сказала своему терапевту, что я будто бы разрешил ей принимать в небольших количествах нембутал. В результате тот дал ей указанное лекарство, не согласовав данный вопрос со мной, потому что у него были совсем другие проблемы и огорчения. Он только что расстался с женой». Однако в субботу Гринсон заметил, что Мэрилин, как он признался Крис, была «несколько одурманена»; этот человек слишком хорошо знал свою пациентку и был слишком опытен, чтобы не понять, после какого же лекарства она «несколько одурманена».

Хотя Гринсон не знал точного количества принятого ею нембутала, он прекрасно отдавал себе отчет в неэффективности действия указанного лекарства — Мэрилин не спала, она была раздражена и с ней трудно было сладить. Как справился с этой проблемой Гринсон, показал посмертный токсикологический анализ: хлоралгидрат — лекарство, которое он ей порекомендовал, — был обнаружен в крови, а не в печени. А поскольку уровень концентрации хлоралгидрата был вдвое выше, чем нембутала (который, будучи принимаемым постепенно и на протяжении многих часов, сосредоточился в печени покойной), то не подлежит сомнению, что хлоралгидрат поступил в организм позднее, нежели нембутал.

Гринсон, который в тот вечер спешил, видимо, упустил из виду один принципиально важный факт — вред от взаимного воздействия лекарств. Хлоралгидрат препятствует производству ферментов, которые делают возможным усвоение нембутала путем метаболизма. Это из-за хлоралгидрата Мэрилин переступила границу сна. Некоторое количество нембутала было переработано печенью, но большая часть (четыре с половиной миллиграмма на сто миллилитров — больше, чем составляет смертельная доза) продолжала оставаться в организме. Милтон Радин вспоминал, как ночью, после смерти Мэрилин, Гринсон сказал: «Черт подери! Хай дал ей рецепт, а я ничего про это не знал!» Джон Майнер говорил о похожей незавершенной фразе: «Если бы только я знал про этот рецепт!..»

«Если бы только...» — ну и что тогда? Действительно ли Гринсон в этом случае воздержался бы от того, чтобы дать ей ту последнюю, сильную дозу хлоралгидрата?

Две недели спустя в письме Марианне Крис он в весьма спокойной тональности описал свое расставание с Мэрилин в тот вечер. «Я сказал Мэрилин, — информировал он доктора Крис, — чтобы она позвонила мне в воскресенье утром, когда проснется, и вышел». Но в действительности Гринсон чувствовал себя обеспокоенным, возмущенным и отвергнутым; он не мог примириться с мыслью о том, что созданный им собственный романтический имидж спасителя вскоре перестанет существовать, а также отдавал себе отчет, что Мэрилин вот-вот вызволится из сетей его контроля, которые он так тщательно расставил вокруг нее. Посему Гринсон выбрал более простой путь. «Он был сыт по горло, измучен, провел с ней почти весь день», как сказал об этом Милтон Радин. И вот перед уходом Гринсон уговорил Мэрилин поставить клистир из успокаивающих препаратов, поскольку ее организм отвергал лекарства, принимаемые перорально. После хлоралгидрата она сможет уснуть. Гринсон понимал, что поскольку ему не удалось вытащить к Мэрилин Энгельберга, дабы тот сделал ей укол, то наиболее эффективным способом введения лекарства явится клистир — метод, которым Мэрилин часто пользовалась в совершенно иных целях. Однако актриса не знала о потенциальной опасности клизмы с хлоралгидратом, о том, что в результате соединения этого лекарства с нембуталом она может даже оказаться смертельной.

«По-видимому, актриса считала это самой обычной клизмой, — сказал Майнер. — Лекарство поступало постепенно, не было никаких неприятных ощущений, оно не вызывало немедленной потребности отторжения. Через несколько минут — в течение которых она ответила на телефонный звонок Лоуфорда — несчастная впала в бессознательное состояние. Процесс всасывания лекарства продолжался, и хотя Мэрилин еще жила, она уже умирала».

Но кто же, в конце концов, поставил ей клизму с хлоралгидратом?

Единственным человеком, который мог сделать данную процедуру, была Юнис Мёррей, и это было действительно последнее действие, выполненное ею в качестве наемного работника Мэрилин Монро и охранницы, привлеченной Ральфом Гринсоном. «Мне всегда казалось, что ключом к раскрытию загадки является миссис Мёррей», — сказал Джон Майнер через тридцать лет после смерти Мэрилин, впервые открыто высказываясь по данному делу.

Однако Юнис всего лишь выполняла поручения Гринсона — человека, который на протяжении пятнадцати лет защищал ее, а также давал ей работу и на которого она все это время полагалась. Как отметил через много лет ее зять Филипп Леклер, «Юнис делала только то, что ей велел Ральф Гринсон. Она всегда в точности выполняла его указания, потому что сама не была дипломированной медицинской сестрой. Я мог бы много чего рассказать о Гринсоне, но не стану этого делать».

Выглядит логичным, что Гринсон, привыкший поручать другим лицам давать лекарства собственным пациентам, попросил Юнис выполнить эту довольно специфическую процедуру. Более того, ставить клистир вовсе не входит в круг обязанностей психиатра, тем более когда врач — мужчина, а пациентка — женщина; невзирая на то, насколько маниакально он был привязан к Мэрилин, его собственное эго не позволяло ему совершить столь интимное действие. Однако, попросив необученную женщину, не располагавшую дипломом медицинской сестры, ввести пациентке лекарство способом, который грозит смертью, он — какими бы точными и подробными ни были данные им инструкции — проявил профессиональную неосторожность, более того — легкомысленность.

С другой стороны, возможно, что Ральф Гринсон той ночью вообще не вышел из дома Мэрилин — и потому не должен был туда возвращаться. На протяжении многих лет он утверждал, что отправился оттуда на ужин с друзьями, но никогда, даже во время допроса, не указал фамилий этих «друзей», они сами никогда добровольно не раскрыли себя, а члены семьи Гринсона, которым после его смерти часто задавали указанный вопрос, никого никогда не указали поименно. Милтон Радин вообще был уверен, что Гринсон весь вечер находился в собственном доме. Но если даже психиатр Мэрилин и остался на Пятой Элен-драйв, он, по всей видимости, не участвовал в процедуре, проводившейся Юнис (хотя и был непосредственно рядом); впрочем, так или иначе, ответственность за это ложится на него.

Указанную драматическую сцену завершает еще одна важная деталь, которая ранее упоминалась, но ее никогда не принимали во внимание: речь идет о не поддающейся объяснению стирке белья экономкой Мэрилин, привлекшей внимание Клеммонса и ставшей впоследствии известной Майнеру. «Зачем в такое время и в такой ситуации, — задавал риторический вопрос Майнер, — эта женщина занималась бы стиркой, если постельное белье не оказалось бы запачканным в процессе введения упомянутых лекарств?» Доктор Эйбрамс разделяет его мнение: «В конце концов, всё понятно: когда актриса погрузилась в смертельную кому, жидкость, введенная с помощью клистира, должна была из нее вытечь. Отсюда и необходимость в стирке простынь» — действии, которое, как добавил Майнер, «было особенно трудно понять, не зная, что миссис Мёррей занимается уничтожением вещественных доказательств».

К ужасу людей, втянутых в данное дело, состояние, в которое погрузилась Мэрилин и которое по их замыслу должно было стать глубоким сном, закончилось ее смертью.