были воздеты чуть ли не до забранной в железную сетку лампы, а лицо искажено так жутко, что, глядя на него, присутствующие помаленьку прижухли.

– Так это что же? – хрипло выговорил он, дождавшись относительной тишины. – Если я теперь скажу, что люблю Родину…

Все потрясённо переглянулись.

Глава 7

Собеседник

Поймали, свалили, на лоб положили компресс.

Андрей Белый

На крыльце веранды, озабоченно заглядывая вовнутрь, давно уже негромко совещались четыре санитара. Наконец решили, видать, что обойдётся, и двинулись по машинам. Окоченевший в напряжённой позе официант расслабился, вынул руку из-под стойки бара. Должно быть, всё это время держал палец на кнопке вызова.

Чутьё не обмануло специалистов: вскоре общий гвалт распался на отдельные гвалтики, так сказать, разошёлся по фракциям – и стало заметно тише.

Одному лишь Артёму Стратополоху не с кем было обсудить потрясающую новость. Разве что с самим собой.

Он сидел с озадаченным видом и мысленно менял слова в известных выражениях. Получалось забавно, местами даже изящно. «Любёна мать», например. Или, скажем, «залюбись ты в доску».

Кажется, на подборку анекдотов в «Психопате» материала у него теперь наберётся с лихвой. Нет худа без добра.

Стратополох повеселел и, опрокинув последние двадцать капель, подцепил на вилку предпоследний кусок селёдки. Вилка была пластмассовая – гнучая и тупенькая. Других здесь не подавали. Айхмофобия, вспомнилось Артёму. Навязчивый страх перед острыми предметами.

Правильный страх.

– Вы разрешите к вам подсесть? – послышался несколько сдавленный мужской голос.

Пока Стратополох, силясь ответить, давился закуской, спросивший взялся за спинку свободного стула, попробовал отодвинуть. Не смог, изумился, подёргал, однако ножки были привинчены к полу надёжно. Такое поведение уже само по себе свидетельствовало о том, что в «Последнее прибежище» незнакомец забрёл впервые.

– Прям как в стационаре… – ошарашенно пробормотал он, втискиваясь между столом и стулом.

Он что, бывал в стационаре?

– Зря вы это сделали, – заметил Артём.

– Что именно?

– Сели за мой столик. Теперь с вами здесь никто разговаривать не станет. Кроме меня, конечно.

– А вы что… пария? Изгой?

– Можно сказать и так.

Незнакомец хмыкнул и огляделся, причём сделал это несколько по-шпионски, одними глазами, почти не поворачивая головы. Галдёж ещё только шёл на убыль, и явление нового посетителя особого внимания не привлекло. Разве что восседающая по соседству троица суровых дам замолчала и перевела неистовые взоры на бесстыжего пришельца.

– Да я и не собирался с ними беседовать, – успокоил тот. – Я только пересидеть, переждать… если вы, конечно, не против.

После таких слов Стратополох был вынужден присмотреться к незнакомцу внимательней. Плотный, прилично одетый субъект, с виду чуть старше самого Артёма. Лицо – смутно знакомое, хотя доверять такому ощущению не стоило. Толковый словарь психиатрических терминов квалифицировал подобные шуточки памяти как «симптом положительного двойника», часто сочетающийся «с бредовыми трактовками и явлениями психического автоматизма».

Тем временем взгляд неожиданного соседа упал на последний кусок селёдки в пластиковом блюдце – и замер. Залип.

– Вы разрешите? – Не дожидаясь ответа, незнакомец ухватил гибкую тупенькую вилку и с третьей попытки воткнул её в остаток былой роскоши. – Нервное, – невнятно пояснил он, жуя. – Слушайте, а вы ещё одну не закажете?

– Самому не проще? – холодно осведомился Артём.

Тот поперхнулся, выпучил глаза.

– Да откуда ж у меня деньги? – весело поразился он наивности собеседника. – Сами подумайте!

Стратополох растерялся, подозвал официанта и повторил заказ.

– Вы что, скрываетесь? – понизив голос, спросил он, дождавшись, пока ставленник районной поликлиники отойдёт подальше.

– Еле с хвоста стряхнул, – возбуждённо признался незнакомец, не глядя тыча вилкой в сторону площади.

В глазах его играло озорство, свойственное шкодливым старичкам и проказливым детишкам.

Вот только беглых тут недоставало!

– Ну ты нашёл куда спрятаться… – Артём только головой покрутил. – Это ж «Последнее прибежище»! Тут санитаров полно! Посмотри, что снаружи делается…

– Скажи, ловко? – просиял беглец. – Кто меня тут искать будет?.. Сигареткой не угостишь?

Стратополох угостил его сигареткой.

– А огоньку?

Стратополох поднёс ему огоньку.

– Из белья ничего не надо? – поинтересовался он как бы невзначай.

Прикуривающий закашлялся.

– Ну нельзя же так, – сказал он с упрёком. Сердито затянулся, помолчал. Потом сипло пожаловался: – Достали врачуги! То не показано, это не показано… Ну пусть побегают поищут!

Вернулся официант, принёс рифмующиеся выпивку и закуску. Незнакомец сковырнул о внутренний край пепельницы огонёк с окурка, а сам окурок бережно положил в желобок. С видимым наслаждением выцедил пятьдесят граммов и, чуть ли не урча от удовольствия, уплёл селёдку.

– Ну вот, – блаженно известил он. – Теперь пусть приходят…

Уже не спрашивая разрешения, чиркнул чужой зажигалкой и запалил заначенную полсигареты.

– Меня, кстати, зовут Артём, – с намёком сказал Стратополох.

– Спасибо, Артём, – благосклонно кивнул собеседник. Потом всмотрелся, приподнял бровь. – А вы что, не узнаёте меня? Я никого вам не напоминаю?

– Мм… нет, – сказал Артём.

– Да вы что? – всполошился незнакомец. – А так? – Он повернулся анфас и, склонив лоб, проникновенно уставился на благодетеля. – Тоже нет?! Ну я не знаю… – Поманил к себе литератора указательным пальцем левой руки и, подавшись навстречу, лёг грудью на стол. – Я – доктор Безуглов, – жутким криминальным шёпотом сообщил он, одновременно давя правой окурок в пепельнице.

* * *

Мегаломания, она же бред величия, характеризуется, как видим, грандиозной переоценкой больным своего общественного положения. При этом отсутствуют глубокие нарушения памяти, равно как и галлюцинации. Типичны ясность восприятия и полная ориентировка в окружающем.

Ничего, короче, особенного: докторов Безугловых в больницах Сызново с некоторых пор хватало с избытком. Многие из них внешне напоминали самого доктора, что, кстати, и было зачастую причиной заболевания. В данном случае тревожило другое. Народ в «Последнем прибежище» собирался неуравновешенный и доверчивый. Запросто могли принять всё за чистую монету. Тем более что граница между величием и бредом величия подчас трудноразличима даже для специалиста.

Поэтому Стратополох сказал: «Тш-ш…» – и сделал выразительные глаза.

– Я тихо, тихо… – закивал доктор Безуглов (будем пока называть его так).

Выпрямился и ещё раз, уже не скрываясь, оглядел собрание.

– А я говорю: победа! – прочувствованно вещал неподалёку загадочный юноша с подбритыми висками и минимумом косметики на мужественном лице. – Серьёзная уступка со стороны режима! Пойми: «любить» – это тоже наше родное слово…

– Вот в том-то весь изврат! – с отеческой нежностью возражал ему Квазимодо. – Одно родное слово они вытесняют другим! Другое – третьим! И с чем в итоге останемся, а? С факингами всякими?..

Доктор Безуглов покивал и повернулся к Стратополоху.

– М-да… – задумчиво молвил он. – Везде одно и то же… Что в Парламенте, что… Угости-ка ещё сигареткой, пока не загребли.

Артём угостил.

– Не боишься? – тихонько осведомился он, поднося зажигалку.