Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XLII. Безрассудство
По коридорам гулко разнёсся звон рассыпавшейся по кафелю арматуры. Яр отложил страницами вниз тетрадь в клеёнчатой обложке и подошёл ко входу в виварий. Все двенадцать сигнальных ламп, по одной на каждый сектор, безмятежно горели зелёным. Сирены хранили безмолвие. Должно быть, рабочие просто по неловкости уронили прутья. Выждав для порядка ещё пару минут, Яр вернулся на свой наблюдательный пост. Дежурный надзорщик, успокоенный его манёвром, умиротворённо завозился у себя за стойкой.
– Нервы мотают, – недовольно сообщил он и, проглотив зевок, сверился с часами. – Ничего, к полуночи закончить должны…
– Я не спешу, – заверил Яр и не солгал. Завтра суббота, за окном – промозглый снежно-слякотный ноябрь, а читать с равным успехом можно что дома, что здесь.
Очередная запись в дневнике Николая Свешникова, на удивление, не содержала высокоумных рассуждений. «Сегодня прибыли на дачу, – рассказывал учёный-волхв голосом полувыцветших чернильных букв. – Дарьюшка обнаружила в смородиновых кустах гнездо садовой славки и показала его нашим девочкам. Они сейчас в том возрасте, когда интересно всё на свете, но я вижу, какое разное у них любопытство. Лида, без сомнений, во всём пойдёт по моим стопам: у неё сильная воля и пытливый ум исследователя, в свои десять лет она горит любовью к знанию и смотрит в самую суть любого явления, будь то радуга над рекой или материно недовольство от немытых рук перед обедом. Но Нина сумеет больше, чем её сестра и её отец, и я буду только счастлив, если она сможет превзойти мать в безграничной своей доброте. Нина чутка и наблюдательна к миру, как и Лида, но она вдобавок умеет прощать ему неизбывные его изъяны. Её сестра чересчур строга к себе и к людям вокруг. На днях я отчитал Лиду за насмешки над бедным Кириллом, которому попросту не хватает кругозора, чтобы ей возражать. Эта непримиримость ко всему, что нельзя назвать идеальным, может навеки закрыть ей путь в просветители. Ведь что есть просвещение, если не непрерывное деятельное сочувствие к чужому несовершенству?..»
В недрах вивария мерно и бойко загремел по металлу молоток. Потом застрекотали дуговые разряды: сварщики взялись наконец за дело. Может, и впрямь уложатся до полуночи. Если нет, то ожидание растянется ещё на пару часов: переселять нежить в новый вольер в самое опасное время было бы чистой воды безрассудством. Дежурный подумал, должно быть, о том же самом: он встрепенулся, стряхивая путы дрёмы, вытянул шею и прислушался к доносившимся шумам.
– Зашевелились, – констатировал он. Надзорщику скучно было торчать на посту; он отнюдь не возражал бы, если бы обстоятельства задержали Яра здесь на всю ночь. – Фигня все эти клетки, вот что. Надо чары поядрёнее, чтоб твари издали чуяли и подойти боялись.
– Физическая преграда – тоже хороший сдерживающий фактор, – из вежливости ответил Яр. Ему не требовался этот недалёкий собеседник: в его распоряжении был куда более интересный.
– Да ну. Даже домовой, если поднапряжётся, железки гнёт на раз-два, – авторитетно заявил надзорщик.
– Для этого он должен хотеть напрягаться, – заметил Яр. – Проще не давать поводов уйти, чем удерживать силой.
Сказал – и сдержал вздох. У него тоже нет поводов уходить.
Строительные шумы вскоре прекратились. На сигнальном табло вспыхнула жёлтым лампа одиннадцатого сектора. Яр спрятал тетрадь в рюкзак и отправился исполнять служебные обязанности. К переселению в новый вольер наздорщики приговорили какую-то чахлую шишигу. Её торжественно усадили в контейнер для перевозки, покатали по извилистым коридорам и высадили за свежезачарованные прутья решётки. Шишига не возражала. Она здесь давным-давно прижилась; в новом вольере ей, кажется, даже больше понравилось. Яр невольно задумался, оставили ли в виварии навью-консьержку. Наверное, нет: навьи опасны, им место на полигоне, а не в подвалах Управы.
– Спасибо, Ярослав Владимирович, – руководившая работами молоденькая сотрудница смущённо улыбнулась и отбросила со лба непослушные светлые локоны. Двое надзорщиков за её спиной разбирали транспортировочный ящик.
– Не за что, – Яр пожал плечами. – Всё тихо прошло.
– Может, благодаря вам и прошло, – девушка рассмеялась и оглянулась на шишигу, мирно сидевшую на груде свежих еловых лап. – Они же силу чуют, а у вас спектр такой… яркий.
– Есть немного, – Яр рассеянно постучал костяшками пальцев по стеклу. Нежить осталась к раздражающему фактору абсолютно равнодушна. – Ну, если претензий нет, я пойду?
– Да, конечно, – спохватившись, надзорщица подбежала к компьютеру и завозилась там, отмечая выполнение заявки. – Вот… Всё сделала.
– Спасибо. Доброй ночи.
– И вам. Заглядывайте ещё…
Посмеиваясь, Яр вышел из лаборатории. Повышенного дамского внимания к молодым и в перспективе высокооплачиваемым магконтрольским стажёрам не заметил бы только слепой – или простодушный чудак вроде Мишки Старова. Это при том, что сам отдел контоля мало у кого вызывал симпатию. Можно было бы и воспользоваться, так, без обязательств, разрядки ради… Если найдётся дама, которую не придётся обманывать – или зачаровывать. Яр больше не желал становиться причиной чьей-то печали.
На двенадцатом этаже царила сонная тишина. За полчаса до полуночи здесь могли ошиваться разве что домовые. Приблизившись к кабинету, Яр настороженно замер: из-за двери доносилось негромкое деловитое шуршание, совсем не похожее на шарканье швабры по линолеуму. Кто-то торопливо перебирал бумаги, не слишком заботясь о скрытности. Кристалл кварца, запиравший дверной замок, безмятежно переливался нейтральным серебристым светом. Свои? Те же, что полтора месяца тому назад умыкнули из хранилища ампулу?
Яр медленно, чтобы не спугнуть нарушителя, нажал на дверную ручку. Ночной гость стоял в дальней части кабинета, склонившись над распахнутым отдельским сейфом, и