Нет больше ни планшета, ни архивов, ни дерева гинкго в горшке – один спекшийся шлак.

И Нелл Ярд… Он ведь не только гнал меня наружу – он оставил со мной важное сообщение. Однажды я должен что-то сказать кому-то… Суета сует. Я уже отговорил свое с другими людьми. Никаким робинзонам такие необитаемые острова и не снились. Возможно, меня могли бы понять те агенты, что в свое время пропали с мониторов где-то очень далеко.

Но уж никак не дальше меня.

С этой мыслью я позволил себе уронить голову и потерять сознание.

6

Очнуться пришлось, наверное, от боли во всем теле. Ну и от зуда тоже. Солнце садилось, и гудели очень крупные комары. К еде они приступили философски, нисколько не удивляясь тому, что никаких млекопитающих здесь не должно быть. Бог дал день, Бог дал и пищу… Отогнав самых назойливых, я решил разобраться в обстановке. Что до меня, то никакого серьезного ущерба не обнаружилось: синяки, мелкие порезы да ушибы, зато в изобилии. Подойдя к большой воронке, я остановился. Ни от людей, ни от механизмов не осталось и следа, только чаша диаметром сто ярдов из спекшегося в стекло песка – и остатки некогда пышной растительности вокруг. Не судьба мне отправиться с докладом на Центральный коммутатор – или куда бы то ни было еще.

Итак, представители третьей эры – или кто-то под видом представителей третьей эры – уничтожили станцию с основательностью, которая плохо укладывалась в моей голове. Как им вообще удалось найти это место? Сто двенадцать станций, разбросанных на всем протяжении древней эры, закладывались в глубокой тайне и спрятаны вполне надежно. О местонахождении Центрального коммутатора ничего не могли бы сказать даже те, кто его строил. Коммутатор заключен во вневременную полость, дрейфующую в энтропийном потоке, и не существует физически ни в одной точке пространственно-временного континуума. Код доступа зашифрован последовательно двенадцатью слоями ключей и похоронен в главном резервуаре мозга Коммутатора. Добраться можно только через хронопорт, и то не всякий: персональный генератор хронополя должен быть настроен на частоту станции отправления.

Которая представляет собой полдюйма мутно-зеленого стекла на дне широкой воронки.

Единственная возможность открылась, как улыбка вампира.

Вживленный в мое тело персональный генератор хронополя исправен; энергии для одного перехода достаточно. Для одного перехода неизвестно куда. Уйти нетрудно, даже если не знаешь места назначения.

На Коммутаторе можно услышать немало леденящих кровь историй про тех, кому переход почему-либо не удался. Кто-то прибыл сразу на десяток станций, разбросанных на протяжении нескольких веков, – по частям; от кого-то остался только бесплотный голос, умоляющий о спасении… К тому же переход вслепую запрещен несколькими правилами сразу.

Можно, конечно, поселиться на берегу вместе с динозаврами. Вдруг спасательная экспедиция поспеет раньше, чем я погибну в желудке местной рептилии – или от перегрева, жажды, скуки, а возможно, и старости.

У меня в любом случае есть время подумать. Сколько угодно времени.

Среди обугленных плаунов валялись подходящие обломки бетона. Почему бы не сложить очаг и не поджарить на обед неосторожную ящерицу?

Идее, на мой вкус, недоставало привлекательности, но отбрасывать ее так сразу не хотелось. Или какой ни на есть обед, или самоубийственный, по единогласному мнению специалистов, эксперимент. Куда спешить, в конце-то концов? Синяков хватает, но ничего серьезного; от голода сразу не умру, даже в худшем случае; воды сколько угодно, благо насосы в порядке. Если разрушение станции зафиксировано хотя бы на одном тактическом планшете, спасательная экспедиция уже готовится к переходу… Скоро увижу полевую униформу цвета хаки.

На потемневшем небе празднично засверкали первые звезды – будто ничего плохого не случилось с Игорем Равелем, уборщиком времени… Гребни волн с грохотом обрушивались и шелестя уползали обратно в море. Им не было дела до какой-то двуногой твари, которую собственная глупость забросила за шестьдесят пять миллионов лет от дома.

От возвышенных размышлений меня отвлек зов природы.

Мочиться на волшебные пески прошлого, глядя на вечные звезды над головой, – и странно, и как-то глупо…

Я выкопал себе нору в песке и лег спать, но сначала побродил по берегу еще немного, смутно надеясь встретить какой-нибудь след былой магии этого места.

7

Динозавры пришли с рассветом. Я их видел и раньше, издалека в основном. Мелкие робкие создания, немедленно исчезавшие, когда включалась инфразвуковая сирена, которую Нелл Ярд установил специально для них. Еще до моего появления бывало, что крупные особи подступали слишком близко к огороду; таких приходилось отпугивать, импровизируя шумовые эффекты. Считалось, что они совершенно безмозглые и не представляют опасности. Разве только наступят случайно или съедят вместе с каким-нибудь зеленым кустом, без умысла.

Теперь появились сразу трое, из тех, что покрупнее, и никакой инфразвуковой сирены – одни только голосовые связки…

Как-то один из наших вздумал искупаться; на обратном пути его поджидал зубастый экземпляр, вышедший прямо на берег из джунглей. Динозавр перекрыл дорогу на станцию, и пришлось идти мимо. Мой коллега отделался легким нервным расстройством: чудовище не удостоило его даже взглядом. Мы тогда решили, что столь мелкая закуска не представляет интереса для столь серьезного желудка.

Сейчас эта теория не казалась чересчур убедительной.

Троица подбиралась все ближе и ближе. Динозавры эти принадлежали к разновидности, неизвестной археологам позднейших времен; мы называли их «шутами» за глупую ухмылку и ярко окрашенные наросты на черепе, немного похожие на бубенчики. Картину дополняли лапищи наподобие страусиных, длинная шея и многочисленные зубы.

Я лежал тихо, распластавшись на песке, пока хищники ковыляли в мою сторону, рисуясь все четче в дрожащем от зноя воздухе. Все трое производили впечатление, но один был настоящим гигантом: восемнадцать футов в холке, не меньше. Вблизи от них остро пахло навозом; сетчатый узор из желтых и лиловых чешуй нарушался там, где линяющая шкура сползала у хребта крупными лоскутами, и дышали они сипло и с присвистом. Оно и понятно: для такой машины воздуха нужно много. Некоторое время я прикидывал, сколько тварям требуется кислорода на фунт живого веса, объем легких и минимальное сечение дыхательных путей, но когда динозавры подошли на сто футов, мои рассуждения потеряли стройность – я сдался. На таком расстоянии слышно было, как у них урчит в животе.

Гигант учуял меня первым. Голова взлетела кверху на длинной шее; змеиный глаз цвета бычьей крови грозно повернулся в мою сторону. Рептилия фыркнула и пустила слюни – не меньше галлона. В раскрывшейся пасти сверкнули снежно-белые зубы. Те, которым пришло время меняться, торчали в стороны, криво и косо, выбиваясь из ровных шеренг. Свистнув, как паровоз, гигант устремился ко мне. Подошло время принятия решения, и я не стал колебаться.