будут в форте Сен-Врэн.

Начиная с этого форта, не следовало уже опасаться нападения краснокожих и смело можно было идти вперед, не посылая разведчиков и не расставляя часовых вокруг лагеря.

Поужинав, переселенцы легли спать, убаюкиваемые самыми радужными надеждами. Они и не подозревали, что с того самого пика, который, весь облитый розовым светом солнечного заката, так приветливо светил им, готовится налететь на них сокрушительный ураган.

Чувствуя себя уже теперь в полной безопасности, они на этот раз не расставили часовых, к величайшему удовольствию негров, которые завалились спать в одно время с хозяевами.

И никому, ни белым, ни неграм, не пришло в голову, что, когда солнце снова позолотит вершину «длинного пика», половина из них будет уже спать непробудным сном и что лагерь для многих окажется последним жилищем.

Глава IV

ДИКАРИ

В ту же ночь на громадной, поросшей высокой травою равнине милях в пяти от лагеря переселенцев остановился на ночлег другой отряд, состоявший из двадцати пяти человек.

Это были все всадники, молодые, здоровые и сильные люди.

У них ровно ничего не было общего с переселенцами. Они не имели ни повозок, ни клади. Все их приготовления к ночлегу состояли только в том, что они нарезали в кустах кольев, воткнули их посреди травы в землю и привязали к ним на длинных арканах своих лошадей, затем разостлали тут же большие плащи из буйволовой кожи, которые должны были служить им одновременно подстилкой и одеялом.

Для того чтобы узнать цвет кожи этих людей, их следовало бы сначала тщательно мыть в нескольких водах, так как лица и руки их были разрисованы различными красками.

Очевидно, это были индейцы, направлявшиеся по «тропе войны». Это доказывалось их татуировкой и вооружением, состоявшим из карабинов и копий. Все они были одеты в длинные полотняные рубашки, кожаные панталоны и обуты в мягкие мокасины. Будь они вооружены луками и стрелами, их можно было бы принять за охотников, потому что для охоты краснокожие предпочитают именно это оружие. Кроме того, у каждого за поясом был томагавк и лассо, которыми, как известно, индейцы владеют с замечательной ловкостью.

Среди воинов особенно выделялся один своим высоким ростом, гордой осанкой и богатым нарядом. Судя по его наружности, а также по тому почтению, с которым к нему относились его спутники, это был вождь отряда.

При первом же взгляде на этого человека можно было заметить, что он привык повелевать, если и не деспотически, то все-таки с такою твердостью и с таким достоинством, что каждый поневоле должен был признать его авторитет и преклониться без возражений и рассуждений перед его волей.

Спрыгнув на землю и поручив своего чудного коня одному из спутников, он сбросил с себя на траву длинную мантию из редкого меха белых волков и лег на нее, вытянувшись во всю длину. Затем он достал из висевшей у него на левом плече богато вышитой сумки трубку, закурил ее и, с наслаждением выпуская кольца ароматного дыма, погрузился в размышления. Очевидно, он был вполне уверен, что его спутники сами сделают теперь все необходимое, не дожидаясь особых приказаний вождя.

Остальные всадники расположились в некотором расстоянии от вождя, разложили костер и принялись готовить ужин. Когда незамысловатая похлебка была готова, индеец, которому вождь поручил своего коня, отлил немного из общего котла в глиняную чашку, достал из мешка деревянную ложку и лепешку из маисовой муки и отнес все это вождю. Очевидно, этого индейца вождь избрал для своих личных услуг и относился к нему с полным доверием.

Ужин прошел в сосредоточенном молчании. После скромной трапезы один из индейцев расставил часовых и приказал, чтобы они каждого, кто появится в лагере, немедленно вели к вождю.

Поужинав, вождь снова закурил трубку и, разлегшись на мантии, устремил глаза на медленно поднимавшуюся над горизонтом луну.

Под магическим сиянием прекрасного ночного светила вершины Скалистых гор казались вылитыми из чистого серебра и покрытыми легкой лазоревой дымкою. Благодаря удивительно прозрачному воздуху необъятных прерий, на фоне синего неба отчетливо вырисовывались малейшие выступы и впадины гор. Картина получалась поистине волшебная.

Теперь ясно можно было рассмотреть и лицо вождя. Несмотря на арабески, выведенные на нем киноварью, оно поражало правильностью своих линий и выражением неукротимой отваги и энергии.

Когда лунный свет достиг полной яркости, все те места этого лица, которые не были покрыты узорами, стали отливать цветом настоящей бронзы.

Судя по всему, вождь был очень молод, а высокий рост, могучая грудь и широкие плечи свидетельствовали о его замечательной физической силе.

Однако едва ли за этой прекрасной наружностью в душе молодого человека скрывалось много хороших чувств: по временам в его больших черных глазах пробегали злые огоньки, а из груди вырывалось нечто вроде глухого рычания раздраженного тигра.

Ему никак не могло быть больше двадцати пяти лет, поэтому нельзя было не удивляться, что такой молодой человек сумел подчинить своему влиянию людей, очевидно обладавших теми же качествами, что он сам, то есть железной волей и непоколебимой твердостью.

По всей вероятности, вождь был сыном какого-нибудь предводителя племени, пользовавшегося общим уважением в прериях, или же сам совершил чудеса храбрости, которые заставили признать его превосходство и добровольно подчиниться ему, несмотря на его молодые лета.

Мы уже сказали, что все его спутники были тоже молодые люди. Судя по их наружности, можно предположить, что они принадлежат к тем индейским воинам, которые в прежнее время бродили в поисках приключений по всем прериям, наводя ужас на проезжавших там купцов и промышлявших охотою трапперов.

То, что молодой вождь держался в стороне от своих спутников, доказывало как бы некоторое его пренебрежение к ним. Несмотря, однако, на это, все воины относились к вождю с полным почтением и уважением.

Между тем время шло. Спутники вождя уже спали, за исключением часовых, а сам он, вытянувшись во весь рост и положив одну руку под голову, продолжал курить