На следующий день после похорон на дачу в Сосновке явились две комиссии – одна от ЦК, другая от Министерства обороны. Они должны были изъять архивы маршала. Но которая из двух? Каждая ссылалась на свои полномочия, но в конце концов военным пришлось отступить перед партийцами. Среди изъятых документов была рукопись Жукова «После смерти Сталина». Ее текст сочли опасным, поэтому опубликована она была только после распада СССР. Остальные личные архивы были опечатаны и помещены на хранение в общий отдел ЦК.

Со дня кончины в 1974 году и до распада СССР в 1991 году популярность Жукова постоянно росла. Вышедшее через несколько дней после его смерти второе, дополненное, издание его «Воспоминаний и размышлений» продавалось столь же успешно, как и первое. Читатели прекрасно понимали, что текст переписан цензорами и редакторами, но все равно эта книга оставалась не только самой популярной книгой о Великой Отечественной войне, но и вообще одной из наиболее читаемых в Советском Союзе. В среднем новое издание выходило каждые полтора года, число проданных экземпляров исчислялось миллионами[914]. Период 1974–1991 годов был также временем упадка коммунистической идеологии, все больше и больше заменявшейся почитанием Победы 1945 года или, точнее, эксплуатацией партийными идеологами чувств народа, связанных с войной и Победой в ней. Как мы уже видели, первый шаг к созданию культа Великой Отечественной войны сделал Брежнев в 1965 году, на праздновании 20-й годовщины Победы, которая была отпразднована с небывалой помпой. 9 мая было объявлено нерабочим днем, а День Победы – важнейшим праздником в советском календаре, едва ли не более важным, чем 7 ноября (день Октябрьской революции 1917 года) и 1 мая (День международной солидарности трудящихся). По всей стране создавались ветеранские организации; бывшие участники войны получали различные материальные льготы и символические знаки почтения, что сделало их одним из последних оплотов режима. Государство мобилизовало систему образования, писателей, художников и кинематографистов, которые до тошноты славили победу и принесенные ради нее жертвы. Был учрежден настоящий культ, имевший свои святые места (двенадцать городов-героев), своих идолов (гигантские статуи в Киеве и Сталинграде – Волгограде), своих святых (Александр Матросов, Зоя Космодемьянская), свои священные реликвии (знамя, водруженное над Рейхстагом, было объявлено святыней из святынь), ночные бдения, шествия-парады, гимны («Священная война») и Вечный огонь. Партия устраивала в пионерских лагерях игры, в которых дети и подростки 10–15 лет, одетые в полувоенную форму, участвовали в военизированных спортивных состязаниях. Самая известная из таких игр – «Зарница» – и сегодня существует в России.

После идеологического поворота, совершенного Брежневым, Сталин вновь стал творцом победы. Репутация Жукова как «тени Сталина», «сталинского маршала», как его порой называли, получила новый импульс. Оба они появились в пятисерийной киноэпопее «Освобождение» (выходила с 1969 по 1972 год), которую посмотрели десятки миллионов советских граждан. Зрители аплодировали каждому появлению на экране Сталина и Жукова[915]. Режиссер «Освобождения» Юрий Озеров просил, чтобы маршал Жуков был главным консультантом фильма. Но тогдашний министр обороны Гречко и начальник ГлавПУРа Епишев отказали и навязали в качестве консультанта Штеменко. И все-таки Жуков стал неофициальным консультантом фильма. В 1995 году Борис Ельцин к 50-летию Победы заказал тому же Озерову фильм «Великий полководец Георгий Жуков». Между 1969 и 1995 годами Озеров снял много телевизионных фильмов о Великой Отечественной войне, бессчетное количество раз показанных по различным телеканалам. Во всех Жуков был фигурой первого плана. Роль маршала исполнял знаменитый актер Михаил Ульянов, чья популярность еще больше увеличилась после исполнения им этой роли. Каким же изображен в этих фильмах Жуков? Полководцем, похожим на своего Верховного, – властным, жестким, грубым и нетерпимым к возражениям; но также храбрым военачальником, единственным, кто умел спорить с диктатором, возражать ему, и тем, кто был способен завоевать победу, не заботясь о цене, которую придется за нее заплатить. Озеровский Жуков – это человек, вышедший из глубинной России, прямой и простой, настоящий мужик, с которым может себя отождествить каждый русский.

К концу 1980-х годов имя Жукова стало неотделимым от имени Сталина. Оба они являлись главными лицами Победы. Крушение СССР в 1991 году вызвало новую волну разоблачений преступлений Сталина и советского режима в целом. И здесь пути Сталина и Жукова разошлись. Жуков «десоветизировался» и один стал играть роль «творца Победы»[916]. Он приобрел статус общерусского национального символа и до сих пор остается на этом пьедестале[917]. Тем не менее и его репутация пострадала после развала СССР. Либеральная интеллигенция – крайне малочисленная, но к которой прислушиваются на Западе, – отвергла его, как и Сталина. Для этих кругов маршал стал антигероем, а его место занял Рокоссовский – «хороший» маршал, посаженный Сталиным в тюрьму. Биографии Рокоссовского и Жукова, написанные Борисом Соколовым, доводят это противопоставление до карикатуры. Во всех обстоятельствах первый изображается как положительная альтернатива второму. Рокоссовский воодушевлял войска, а Жуков гнал в бой угрозами. Рокоссовский берег жизни солдат, а для Жукова они были пушечным мясом. Русский поляк осуществлял изящные операции, выигрывал благодаря своему полководческому искусству, а лишенный какого бы то ни было воображения четырежды Герой Советского Союза был способен на одни массированные лобовые атаки. Рокоссовский привез из Германии радиоприемник и охотничье ружье, Жуков тащил трофеи эшелонами… Это противопоставление широко используется в западной историографии. Напомним, что Жуков провел великолепные операции, а его полководческий стиль был хоть и простым, но чертовски эффективным. Сравнение его и Рокоссовского с точки зрения масштабов репрессий против подчиненных или потерь в сражениях лишено смысла. По второму пункту статистика не подтверждает различий между двумя военачальниками. Что же касается репрессий против своих солдат и офицеров, Жуков устраивал показательные расстрелы в 1941 году, когда вся ответственность лежала на его плечах, тогда как Рокоссовский был командующим одной из пятидесяти армий.

Еще более бессмысленно сравнивать фигуры Рокоссовского и Жукова в русской исторической памяти. Первый принадлежит книгам по военной истории, и никогда из них не выйдет. Жуков живет в сердцах русских людей. Его образ не потускнел. По этой причине власти воспользовались им. Когда в середине 1990-х годов рейтинг президента Ельцина из-за непопулярности в народе реформ, проводившихся его командой, упал почти до нуля, президент создал комиссию, которая должна была найти способ восстановить народное единство, разрушенное появлением резкого социального неравенства. Комиссии не пришлось долго думать, поскольку приближалось 50-летие Победы. Все говорило о том, что для миллионов россиян Великая Победа представляет по-прежнему не только единственное достижение советской эпохи, но и главное событие истории страны[918]. В этих обстоятельствах в феврале 1994 года, находясь в Санкт-Петербурге, Борис Ельцин объявил, что в честь 50-летия Победы на Красной площади будет возведен памятник Жукову. Министр культуры и многие ее деятели выступили против, в том числе и потому, что ансамбль Красной площади является историческим и культурным памятником. Вопрос о памятнике разделил граждан России, в газетах дебатам по нему отводились целые колонки. Более двухсот писателей, придерживающихся антилиберальных и прокоммунистических, зачастую ультраортодоксальных взглядов, во главе с Валентином Распутиным, обратились с письмом к президенту, главе правительства и мэру Москвы, настаивая на том, чтобы статуя Жукова стояла именно в святая святых России, на перекрестке всех русских дорог, в главном месте всех времен и эпох Российского государства – на Красной площади[919]. Почему, спрашивали они, монумент спасителю России в 1941 году не имеет права стоять рядом с памятником Минину и Пожарскому – спасителям России от нашествия поляков в 1612 году? Точку в дискуссии поставил мэр Москвы Юрий Лужков, сославшийся на письмо директора ЮНЕСКО Федерико Майора, просившего российские власти не ставить памятник на Красной площади. Указом от 21 января 1995 года было определено точное место статуи: Манежная площадь, у здания Исторического музея, которое другим своим фасадом выходит на Красную площадь.