на прощание руку на огромную голову уснувшего навсегда дракона, развернулся, и пошел назад.

***

Так и случилось. Старая карга, как только заполучила сердце, сразу же жадно начала его жрать.

–Отдай мне сестру! – сказал я.

–Иххэихихих ничего ты не получ… Ведьма поперхнулась. Попыталась выдавить из себя еще один смешок и оглушающе заверещала.

–Ты отравил егоооо! Ты отравиил меня, ты, мелкий, гадкий… Она попыталась выругаться на меня еще, но тут кожа ее начала трескаться и лопаться, как старая штукатурка на полотке в нашей церкви, отслаиваться кусками и рассыпаться в пыль, ведьма еще визжала, почти лишив меня слуха своими предсмертными воплями, но уже так и ничего не смогла мне сделать.

На мгновение мир поплыл у меня перед глазами, расслоился, подернулся дымкой, произошел сдвиг.

И вот я стою, посреди поля, держу за руку маленькую Анику, а она ревет как резаная, с закрытыми глазами, не останавливается.

–Не реви, дура, я уже тебя спас!

Она на секунду перестает рыдать, смотрит на меня широко раскрытыми глазами, узнав мой голос, но, видимо, не понимая, что происходит, начинает снова реветь, но уже не от ужаса, а от облегчения, ну что с нее взять ей всего лишь пять лет.

Ага.

А мне восемь.

И я только что убил дракона.

***

–Элиаш, Элиаш! – она плохо произносит буквы, и поэтому вместо «Элиаш» у нее получается «Элиас».

–Элиас! Расскажи мне еще раз, поцему дракон не скушал мальчика, поцему он взял его с собой в сердце гор?

–Потому что, маленькая дуреха, он сначала захотел сжечь его в угли, а потом понял, что такой души в мире больше не существует. Такой души, которая способна до конца разделить с тобой красоту, а это самое великое счастье, если ты хотя бы в одной жизни из всех своих миллионов жизней, такую душу встретил!

–Это как мы с тобой, Элиас?

–Это как мы с тобой Аника!

Я обнимаю сестру, и мы засыпаем под шелест далеких звезд, кто бы мог подумать, что две души могут родиться так рядом и быть так близки, ведь некоторым требуется много жизней и много планет, чтобы найти друг друга. Я засыпаю, и вижу сны, как по большому желтому полю, полному колосящейся пшеницы, мы идем вместе с Аникой за руку, и нам не страшно. Я не боюсь ни старых полоумных ведьм, ни драконов, хотя и знаю уже, что драконы – добрые. Мне восемь, и мне уже теперь все нипочем. Я держу в руке меч, я умею быть храбрым, и это все, что нам нужно. А впереди нас ждёт так много приключений, так много красоты, что не объять одним сердцем. А вот двумя – вполне.

***

Черт подери, я снова придумал себе счастливую сказку, но меня зовут не Элиаш и нет у меня никакой сестры.

Я написал этот рассказ в ночи, сидя в номере за переносной печатной машинкой, чеканя букву за буквой, выщелкивая запятые и точки, нещадно эксплуатируя заезженный сюжет о драконах.

Я завершаю произведение, выдергивая лист из зажима и кладу в папку. Заголовок гласит: «Собрание сочинений и эссе, основанных на мифах и фольклоре народов восточно-европейской части континента»

Автор…

Я вчитываюсь в свое имя, пробую его на вкус, перекатываю по языку. Я не могу поверить в то, что это и есть я…

Глава девятая

Джек просыпается, и вместе с Джеком просыпается сарказм Джека…

…циничность Джека и мочевой пузырь Джека.

О да. Очень похоже. Мочевой пузырь-та самая чертова связь с реальным миром, никогда не дает зеленой стране гор из моих снов окончательно меня проглотить. И я просыпаюсь с диким желанием бежать в туалет. Так что да.

На автопилоте сделав все утренние дела, я возвращаюсь в постель. Утро начинается с нагромождения разных мыслей, они наваливаются в голову как мешки с пыльным, ненужным барахлом, и мне приходиться расшвыривать их в стороны огромной лопатой, они рвутся, из них сыпется все подряд, и я тону, бесконечно тону в этом водовороте, не успевая вернуться в мой прекрасный сон… Сон, в котором…

Сон, в котором свежесть и прозрачность заменяют дела и обязательства, встречи и обстоятельства. В котором я дышу свободой, я молчу, и я никому ничего не должен, особенно себе. В котором не нужно успевать по делам, которых нет, не нужно придумывать их, чтобы убить свое время и не нужно, в конце концов, быть тем самым убийцей своего времени.

Больше всего в жизни я ненавижу убивать время. Но извечно нахожу поводы и причины становиться этим психом, который в своем безумии пытается попасть на два параллельных поезда, едущих в направлении пустоши, и, один черт, заканчивающие свой путь обрывом над пропастью. На скорости они падают вместе со всем багажом и пассажирами в разверзшуюся бездну, похожую на жадный пожирающий все подряд рот Шай-Хулуда. М-да. В итоге нас всех переварит огромный червь.

Я злой страх Джека. Мне страшно. Мне почти всегда страшно, я боюсь. Я боюсь людей, мнений, привязанностей. Я боюсь заболеть, сломать конечность, не выплатить кредит. Я боюсь быть никем не понятым, осужденным толпой, казненным за собственные мысли, которые кто-то может посчитать богохульными или еретичными. Я боюсь женщин, боюсь детей, боюсь будущих неприятностей, которые строю сам себе как вавилонскую башню, бесконечно предугадывая и предполагая самый плохой исход. И я уже везде побывал в своих мыслях. Во всех этих местах, где меня вздергивают на веревке за шею, где меня бросают в холодный подвал – чью- то уютную пыточную, где моя любимая женщина говорит мне, что она меня не любит. Везде. И от этого… И от этого мне уже не так страшно. Я стал смотреть на свой страх как на вечно недовольного брюзжащего деда на скамейке возле дома. Его слышно из всех распахнутых окон, ты проходишь мимо, и он бросает в тебя свои пророчества как ведун на погосте, закатив глаза и протягивая сухие, скрученные артритом руки в небеса. Нехай бубнит. На самом деле страх имеет силу, если ты в него веришь. А в пустые разговоры я больше не намерен верить. Разве что совсем чуть-чуть.

И вот я. Я вера Джека. Его надежда, любовь, и побитое чувство юмора. Вера моя, как и моя жизнь. Непостоянная, неустойчивая, ветренная. Ее мотает в разные стороны как маленький парусник в океане в шторм. Иногда я обретаю силу и свободу мчатся вдаль, ловя попутный ветер, и я такой отважный и