Ахнн-Дер-Хамп выглядел ужасно. Его ребра и задние лапы оказались перебиты, позвоночник был переломан в тазовой области, а левое крыло бессильно свисало, подмятое под тело. Тем не менее дракон все еще был жив. Краем глаза он заметил Ренкра и повернул голову в его сторону, абсолютно игнорируя Транда. И начал говорить. Было видно, что каждое слово, сказанное им и сопровождаемое вытекающими из уголка пасти сгустками изумрудной крови, отбирало у Ахнн-Дер-Хампа последние крохи жизни. Но дракон все равно говорил.

— Ты таки жив, — прохрипел он, — ты таки жив, а значит, правда, что от судьбы не уйти. И не важно, называть ли ее судьбой, или предназначением, или роком, — все равно не уйти! Что же, так тому и быть. Я не в обиде. Пусть Создатель проявит милосердие и ты не увидишь гибели своего народа, как я не увижу гибели своего. В конце концов, все мы — лишь забавные игрушки в чьих-то руках! И как знать, может, ты еще пожалеешь о том, что выжил сегодня. Как знать… Но это — тоже судьба. Помни, воин, — судьба!..

— Голова дракона рухнула в воды реки.

— Я не забуду, — тихо произнес Ренкр.

Он знал, что Ахнн-Дер-Хамп умер, так что обещание это было обещанием самому себе — ну и что с того? Данное слово остается словом, как ни крути…

Транд, казалось, не слышал и не видел разговора своего долговязого приятеля с драконом. Усевшись на поросшем шелковистой травой берегу реки, горгуль принялся выжимать уши — тоненькие ручейки шумно лились на землю, стекая в стремительный горный поток. Ренкр тем временем выбрался из воды и скинул намокшую, изодранную одежду — не хватает только заболеть! Разложив куртку и штаны рядом, на берегу, он и сам растянулся на траве, порядком утомленный событиями прошедшей ночи. Неподалеку развернул уши, подставляя их лучам, неправильный горгуль. Оба молчали, отдыхали.

Утреннее солнышко вскоре нагрело облюбованный друзьями пятачок земли, а вместе с ним — и их продрогшие тела. Как-то сами собой закрылись глаза, и Ренкр уснул — легко и спокойно, ничего не опасаясь и никого не боясь.

К нему пришли сны. Сначала где-то в дальнем конце коридора, коридора с выгнутыми стенами из светящегося камня, где-то там, на узкой грани видения, возникла тень. Эта тень плыла к Ренкру, приближаясь быстро и неотвратимо, как Судьба, как злой Рок. Чем ближе она подходила, тем отчетливее парень осознавал, что встреча с ней не сулит ему ничего хорошего. Ренкр попытался бежать и с ужасом понял, что не может двинуться с места. Тогда он выхватил меч наставника (совсем не удивляясь тому, что клинок, оброненный при падении, снова с ним) и попытался занять оборонительную стойку, но скрежещущий шепот в его сознании ликующе провозгласил: «Нет! На этом лезвии — кровь драконов, а значит, клинок нечист. И тебе никогда не свершить…»

Внезапно голос оборвался на середине фразы — Ренкр так и не смог понять, о каких свершениях шла речь. Вместо коридора со зловещим силуэтом появилось лицо Транда — такое грустное, что парень искренне испугался за горгуля:

— К чему печалиться, если все закончилось хорошо?

— «Хорошо»? — переспросил Транд, и уши его, еще немного влажноватые, скорбно свернулись в трубочки. — «Закончилось»? — Горгуль отрицательно покачал головой и заглянул Ренкру в самые глаза: — Все только начинается — для тебя, по крайней мере. Но прости, мальчик, я не могу быть рядом с тобой на твоем пути. Моя цель — в другом, и я должен сейчас уйти. Когда ты проснешься, я буду уже далеко. Не пытайся искать меня — все равно не найдешь. Лучше иди по своей дороге и помни: мы еще встретимся. Я знаю это точно, ведь я неправильный горгуль, даже более неправильный, чем ты себе представлял до сих пор. Не отчаивайся. Помни и о том, что, когда падаешь, лучше раскрыть крылья, нежели продолжать цепляться за камень. До встречи. Будь осторожен, не простуди свои уши.

Лицо Транда вдруг исчезло. Ренкр невероятным усилием воли заставил себя осознать, что это не сон, — и проснуться.

Был полдень. Одежда долинщика давным-давно просохла; сам он был заботливо уложен на мягкую подушку из сорванных стеблей травы. Рядом блестела на солнце рукоять меча в ножнах, неизвестно каким образом здесь очутившегося. Туша дракона, нагретая все тем же солнцем, испускала запах, который портил воздух и побуждал немедленно покинуть берег реки. Транда нигде не было видно. Впрочем, ничего другого Ренкр и не ожидал. В первые же минуты после пробуждения он понял: привидевшийся сон — не совсем и сон. Каким-то образом горгуль ухитрился попрощаться с Ренкром, не разбудив его при этом и избавившись таким образом от множества нежелательных вопросов. «И как ему только удалось?» Ответа Ренкр не знал. Единственное, в чем он не сомневался, были необычайные способности неправильного горгуля. Сколько фокусов и приемов в запасе у маленького существа, неприметно жившего в Доме Молодых Героев? Зачем он полетел с Ренкром? Что делал в долине? Куда отправился теперь? И что, о Создатель, знал Транд о дальнейшем пути Ренкра?

Юноша заставил себя оборвать поток нахлынувших вопросов и подумать о более насущном. Что же делать дальше ему, затерянному в самом сердце страны извечных врагов долинщиков? Разумеется, выбираться отсюда. Но куда? Возвращаться обратно Ренкр не хотел, потому что /там, на Площади, все еще рвалась к умирающему Роулу, к своему мужу, девушка с короткими светлыми волосами, завивающимися на концах/ делать ему там было нечего. Тогда что же? Из рассказов Транда он был немного знаком с миром, но не настолько, чтобы решить, куда же отправляться /и зачем/ и как туда дойти.

Размышляя над этой проблемой, Ренкр оделся и осмотрел свой нехитрый скарб: штаны, куртка, таццы да меч в ножнах. А есть-то как хочется! Даже запах разлагающегося мяса не мог заглушить притязаний желудка. Ренкр привесил кое-как ножны к поясу, связав разорванные в полете ремешки, и решил подняться выше по течению, чтобы хотя бы воды попить. Голод это, конечно, не уймет, но…

Когда он уже набрал в горсти прохладной, прозрачной, как весеннее небо, жидкости, спиной, затылком, шеей — всем своим существом — вдруг почувствовал: за ним следят. Ренкр не торопясь выпил воду, после зачерпнул еще одну горсть, выпил и ее, и лишь потом, медленно, не суетясь, обернулся, чтобы посмотреть на тех, кто все это время находился у него за спиной.

Там, пристально глядя на него и держа ладони на рукоятях мечей, стояли горяне.

Их было пятеро — расслабленно-настороженных, уверенных в себе, хищных. Они отлично знали, кто хозяин в этих угрюмых краях, и не ожидали от случайной добычи никакого сопротивления. И Ренкр с горечью в душе вынужден был признать: они абсолютно правы.

Ибо у него, голодного и уставшего, не имелось никаких шансов на победу в схватке с ними. Хватило одного взгляда на холодную вязь кольчуг под плотными куртками, с нашитыми сверху странными чешуйками; на спокойные лица и крепкие тела, чтобы понять это раз и навсегда: ни единого шанса.

Главным у них был, вероятно, тот, что стоял слева, немного — на неуловимое расстояние — ближе к Ренкру, чем остальные. Седой, но не слишком старый, чтобы драться на мечах без устали пару часов подряд; вооруженный обоюдоострой секирой, лежавшей в заплечном футляре, и мечом в ножнах на правом боку? — видимо, левша. Те трое, что стояли в центре, были мужчинами средних лет, хоть и не такими матерыми, как седой, но тоже — сразу видно — бойцами бывалыми, крепкими: таких с первого удара на колени не поставишь и голов с таких запросто не снимешь. У этих — из-за плеч выглядывали самострелы, у пояса — по мечу, а в голенищах высоких кожаных сапог мерцали рукоятями кинжалы. Пятый, тот, что стоял справа, был ткарна на два старше Ренкра, по глазам видно: парень чуть что — зажжется, ровно трава в Сушень. За плечами у молодца — лук да колчан со стрелами, а на поясе — меч в ножнах, но не обычный, а кривой, изогнутый, как новый месяц.