— Конечно, оно мне нравится! Оно… оно просто великолепно! — запинаясь ответила Мэгги. — Никогда не видела ничего более прекрасного! Просто я не… не…

— Постой. — Прервав ее бессвязную речь, взял ожерелье своей прохладной, твердой рукой и приложил его к шее девушки. Потом застегнул сзади миниатюрный замочек, для чего ему пришлось приподнять тяжелую копну ее волос.

Мэгги подняла голову, и в висящем на стене зеркале увидела всю сцену. Жемчуг, молочно мерцающий на ее белоснежной коже, был моментально забыт, настолько она была заворожена представшей ее взору картиной.

Мужчина застегивает ожерелье на женской шее. Драгоценность, которую он купил для нее. В жесте, которым Люк поддерживал шелковые пряди ее волос, было что-то щемяще интимное, от чего у Мэгги задрожали губы.

Их глаза встретились. Словно прочитав невысказанные мысли Мэгги, Люк сразу выпустил ее волосы и безжалостной рукой отстранил ее от себя.

— Не пора ли тебе позаботиться о завтраке? — предложил он голосом, в котором не было и следа теплоты, и Мэгги с ужасом поняла, что Люк поступил так намеренно.

Она что, забыла, что занимает сейчас место своей матери? А это означало приготовление пищи для Люка и его матери.

— Конечно, — отозвалась Мэгги безжизненным голосом и, выйдя в коридор, пошла на кухню, где миссис Ричмонд как раз заваривала чай. Увидев, что девушка надевает передник, она недоуменно подняла брови.

— Оставь это, попей сначала чая.

— Нет, благодарю вас, — ответила Мэгги. — Люк потребовал завтрак.

— Люк? Потребовал завтрак? Ты уверена в этом?

— Как в том, что яйца есть яйца, — саркастически заметила Мэгги, разбивая яйцо в чашку.

Но когда миссис Ричмонд ушла, ее рука сама потянулась к шее, так ей захотелось ощутить холодные, гладкие округлости жемчужин.

За завтрак в столовой сели все вчетвером. Высокий стульчик Лори стоял между Люком и его матерью. Мэгги изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но ей трудно было разговаривать в обычной, непринужденной манере, когда она знала, что он намеревается соблюдать между ними дистанцию. Тяжело вздохнув, она отодвинула нетронутую тарелку. Если дела пойдут так и дальше, то можно себе представить, каково будет ей жить с ним в Лондоне, угрюмо подумала она.

— Ты не голодна? — удивился Люк.

— Нет, не голодна! И нечего делать вид, будто обычно я набрасываюсь на еду! — неожиданно резко ответила Мэгги.

— Я и не делаю. Но вчера за ужином ты тоже почти ничего не съела.

Так, значит, он и это заметил.

— Должно быть, на меня так действует Рождество, — не слишком удачно пояснила она.

— Хм. — Он нахмурился и смял свою салфетку.

После завтрака Мэгги позвонила матери. Ребенок сестры упорно не желал появляться на белый свет. Затем они все вместе поехали в «бентли» Люка послушать рождественскую мессу в местной церкви.

Гости должны были собраться к двенадцати часам, и после прибытия домой Мэгги направилась прямо на кухню. Она только начала готовить бутерброды, как услышала какой-то шум у двери и, подняв, голову, к своему удивлению, увидела в проеме высокую, элегантную фигуру Люка.

— Привет, — сказал он с едва заметной усмешкой.

— Привет, — холодно ответила она. — Где Лори?

— Спит.

Он снял пиджак, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук. При виде маленького треугольника обнаженной загорелой кожи у Мэгги по спине невольно пробежали мурашки. Перестань мучить себя, сказала она самой себе. Лучше всего совсем не смотреть на него. Со злости она плюхнула на булочку слишком большой кусок масла.

— Перестань дуться, Мэгги, — насмешливо сказал он.

— Я не дуюсь.

— Тогда почему ты избегаешь меня?

— Вот почему, — ответила Мэгги, показывая на лежащую перед ней гору булочек. — Я занята.

— Я тебе помогу. Что мне делать? — миролюбиво сказал он и начал закатывать рукава белой рубашки. У него были самые сильные руки из всех, которые она когда-либо видела — мощные, рельефные, твердые мышцы, покрытые черными волосками. И еще более загорелые, чем грудь. Мэгги с трудом проглотила комок в горле.

— Но ты же не можешь работать в таком виде! — запротестовала она. — Боже мой, на тебе же шелковая рубашка!

— Ну и что?

— Ты ее испортишь!

— Ерунда, — спокойно возразил он. — Кроме того, на тебе тоже лучшее твое платье…

— Это не лучшее мое платье…

— А зря. Оно идет тебе гораздо больше, чем тот кусочек ткани, который ты нацепила на себя позавчера, — безжалостно заметил он.

— Мне кажется, мы договорились забыть про это? — спросила она.

— Договорились. — В его глазах зажегся огонек. — Но ты так и не сказала мне, что надо делать.

Больше всего ей хотелось, чтобы Люк ушел из кухни и не дразнил ее воображение.

— Спасибо, но я не нуждаюсь в помощи, — ответила она голосом, холодным как лед. — Я вполне в состоянии справиться сама.

Он нахмурился.

— Тогда откуда этот ханжеский высокомерный тон?

Она грохнула об стол терку для сыра.

— Он вовсе не ханжеский.

— Ханжеский.

— А если даже и так, что из того? Спасибо тебе, но мне не нужна помощь. Я свое место знаю! — Мэгги бросила на него свирепый взгляд.

— Твое место? — переспросил он.

— Я на работе, Люк, — сказала она многозначительно. — Сегодня утром ты совершенно ясно указал, где мне следует быть, не так ли? На кухне. Вот я и нахожусь на кухне. И предпочитаю делать свою работу так, как это нравится мне.

Не обращая внимания на ее слова, он взял большую креветку и начал ловко чистить ее.

— Я вовсе не хотел тебя обидеть, — сказал он как будто невзначай. — Просто мне показалось, что неплохо было бы прервать нашу беседу. — Его взгляд был прям и ясен. — Начали возникать кое-какие… — он помолчал с минуту, — осложнения… если можно так сказать. А осложнения мне совсем ни к чему. — Ну ладно, — прервал он себя неожиданно деловым тоном. — Что мне делать с этими креветками?

— Не искушай меня! — резко ответила Мэгги.

Воцарилось гробовое молчание. Чувствовалось, что в Люке происходила какая-то внутренняя борьба.

— Но в этом и заключается одно из осложнений, правда ведь? — наконец произнес он как бы нехотя, но голос его прозвучал мягко и чувственно. — Именно ты искушаешь меня.

— Я? — Сердце Мэгги забилось как сумасшедшее. Она и сама понимала это, но когда Люк признал…

— Ты прекрасно знаешь, — едко сказал он и замолчал, глядя на раскрывающиеся ему навстречу губы девушки, на огромные, потемневшие глаза и бешено пульсирующую жилку на виске. — Может, ты и невинна, Мэгги, но тебя никак нельзя назвать глупой, — с расстановкой продолжил он. — Надо быть полным идиотом, чтобы не видеть, что между нами существует некое… влечение.