– Все так: их можно рассматривать как архетипы или символы.

– Но Агира – моя вторая половина. Это правда. Когда я закрываю глаза, я слышу, как она зовет меня.

Данло сказал это с улыбкой. Он, хотя и сомневался во всем, чему его раньше учили, по-прежнему находил много правды в мудрости своих предков. Не будучи готов встретить вселенский хаос с невооруженным разумом (и обладая слишком сильной волей, чтобы так просто заменить алалойскую тотемную систему чуждой философией Старого Отца), он решил не отдавать ни крупицы этой мудрости, не подумав сначала как следует.

Агира все еще оставалась для него вторым «я», а не просто символом; Агира все еще звала его, когда он прислушивался, звала к звездам, где он мог наконец найти халлу.

– Так много странных слов и странных мыслей, – сказал он. – Все, что случилось этим вечером, очень странно.

– Ах-ха.

– Но я благодарю тебя за все эти странности.

– Всегда к твоим услугам.

– И за то, что ты взял меня к себе и кормил, хотя ты давал мне шайда-мясо.

– Ох-хо! Не за что, не за что. Алалои – очень вежливый народ.

Данло откинул густые волосы с глаз и спросил:

– Не знаешь ли ты, как мне стать пилотом, чтобы плавать от звезды к звезде?

Старый Отец взял пустую чашку, вертя ее в мохнатых руках.

– Чтобы стать пилотом, надо вступить в Орден. Все так: Невернес, твой Небывалый Город, для того и существует, чтобы обучать отборные умы человечества и принимать их в Орден.

– Нужно пройти посвящение, да?

– Именно посвящение. Мальчики и девочки из многих-многих миров стекаются сюда, чтобы стать пилотами. А также цефиками, программистами, холистами и скраерами – ты даже представить себе не можешь, сколько тут премудростей. Оххо, но в Орден вступить трудно, Данло. Легче налить чаю в чашку одним желанием, без помощи рук.

Фраваши не любят говорить, что то или иное невозможно, поэтому он только улыбнулся и печально свистнул.

– Я должен продолжить свое путешествие, – сказал Данло.

– Путей много, и все они ведут в одно и то же место, как говорят Старые Отцы. Если хочешь, можешь остаться здесь и учиться вместе с другими.

В комнате воцарилась тишина – только семечки пощелкивали. Пока они говорили, пение в доме затихло.

– Спасибо тебе. – Данло потрогал белое перо у себя в волосах. – Кариска – да будет с тобой благодать. Ты был очень добр, но я должен продолжать свой путь. Не можешь ли ты как-то помочь мне?

Старый Отец посвистел задумчиво и сказал:

– В другое время я сам ввел бы тебя в Орден. Но теперь фраваши не имеют никаких официальных отношений со специалистами, которые решают, кому быть пилотом, а кому нет. Однако у меня в Ордене есть друзья, и шанс, хотя и ничтожный, тоже есть.

– Правда?

– Каждый год в конце ложной зимы устраивается состязание своего рода. Экзамены, ох-хо! Пятьдесят тысяч человек прибывают в Невернес, надеясь войти в Орден, и около шестидесяти из них принимают в послушники. Ничтожный шанс, Данло, совсем крошечный.

– Но ты поможешь мне пройти эти испытания?

– Помогу, только… – Глаза Старого Отца теперь превратились в зеркала, отражающие мужество Данло перед лицом слепой судьбы, его пыл и оптимизм, его редкий талант к жизни. Но фраваши никогда не довольствуются отражением лучшего, что есть в другом. Всегда должно остаться место для ангслана, священной боли. – Я помогу, но ты всегда должен помнить одну вещь.

Данло потер глаза и спросил:

– Какую?

– Недостаточно просто искать правду, какой бы благородной ни была эта цель. Ох-хо, правда; этого мало, мало! Если ты станешь пилотом, и отправишься к центру вселенной в поисках тайных истин, и каким-то чудом увидишь вселенную такой, как есть, этого все равно будет мало. Ты должен быть способен сказать «да» всему, что увидишь. Всем правдам, которые тебе откроются. Сказать «да», несмотря на страх и на муки. Что же это за человек, способный сказать «да» перед лицом правды? Такой человек есть, и это асария. Лишь он способен смотреть на зло, болезни и страдания, на все худшие воплощения Вечного Нет, и не обезуметь при этом. Это человек великой души, могущий принять правду вселенной. Но какой науки, какого таланта, какой чистоты взора это требует? Данло, Данло, у кого есть воля, чтобы стать асарией?

И Старый Отец запел порывистую восторженную песню, заставившую Данло задуматься о страхе и о судьбе. Пожелав фраваши спокойной ночи, Данло вернулся к себе, вернулся по длинному каменному коридору в тепло и уют своей постели, но уснуть не смог. Он просто лежал, играл на шакухачи и думал обо всем, что случилось с ним в комнате Старого Отца.

Быть асарией, говорить «да» шайде, и халле, и другим правдам жизни – ни одна мысль еще не волновала его так сильно.

Агира, Агира, взывал он мысленно, есть ли у меня, Данло Дикого, воля, чтобы стать асарией? Всю ночь он играл на шакухачи, и в придыхающей странности музыки ему слышалось «да».

Метафизики Тлена смотрят на время как на самое иллюзорное из умственных построений. Одна из их школ учит, что настоящее бесформенно и неопределенно, будущее – всего лишь надежда настоящего, а прошлое – память настоящего, живущая в умах людей. Другая школа считает, что вселенная была создана не далее как несколько мгновений назад (или же продолжает создаваться вечно), а память всех разумных существ отражает прошлое, которого не было. Фундаментальная доктрина третьей школы состоит в том, что время уже осуществилось целиком и наша жизнь – это лишь смутные воспоминания Бога[2].

Вторая Энциклопедия Тлена, т. MXXVI, с. 33

Данло не мог знать, насколько это действительно трудно – вступить в Орден. На планетах Цивилизованных Миров существуют тысячи элитных орденских школ. Ученики обычных школ стремятся попасть в них, в элитных же идет борьба за право оказаться среди немногих избранных, которые станут послушниками Невернесской Академии. Эти избранные прибывают в Город Света, где человек всегда чувствует себя в центре событий, в том числе космического масштаба, и ему кажется, что самые великие открытия еще впереди. Невернес и в самом деле представляет собой духовный центр самой блестящей цивилизации, известной человечеству. Кто не хотел бы посвятить свою жизнь поиску знаний и истины под сенью ее серебристых шпилей? Кто не хотел бы приобщиться к радостям творчества, к содружеству умов, а прежде всего – к власти, став пилотом или специалистом Ордена? Такая жизнь (а поскольку мастерам различных дисциплин возвращают молодость многократно, она может быть очень-очень долгой) кажется столь притягательной, что многие не блещущие талантами люди пытаются пробиться в Орден хитростью или подкупом. Этим корыстным душам надеяться, разумеется, не на что, но для других, для тысяч неудачливых мальчишек и девчонок с захолустных планет, где элитных школ не имеется, надежда, хотя и слабая, все же есть. Как сообщил Данло Старый Отец, мастера Ордена каждый год устраивают конкурс. Впрочем, получить право на участие в нем не так-то просто – не говоря уже о поступлении в Борху, начальную школу Академии. Прежде всего подается прошение. Каждый претендент – мальчик, девочка или гермафродит, что тоже случается – должен найти себе поручителя, который и обращается с прошением к Мастеру Наставнику Борхи. Поручитель гарантирует одаренность и целеустремленность своего протеже, а прежде всего – его желание поступить в послушники. Каждый год подается более пятидесяти тысяч прошений, но принимается лишь одно из семи. В конце ложной зимы, когда солнце светит ярко и лед на море тает, около семи тысяч наиболее удачливых допускаются к участию в чрезвычайно строгих испытаниях.