Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты рассказала ему о нас?
– Как только вернулась домой.
– Трудно было?
– Вовсе нет. Я лишь о тебе и думала.
Элли легонько пожала руку Ноя и подсела поближе. Положила голову ему на плечо. Ной ощутил ее запах – пахло свежестью и дождем. А она продолжала:
– Помнишь, мы шли домой после праздника… Я спросила: «Мы еще увидимся?» – а ты кивнул так, будто не очень-то и хотел.
– Просто не знал, что сказать. Я такой, как ты, никогда не встречал. Вот и оторопел.
– Хорошо, что я по твоим глазам догадалась. Они вечно тебя выдают. Ни у кого нет таких выразительных глаз.
Элли подняла голову с плеча Ноя и посмотрела ему в лицо.
– Я никого не любила больше, чем тебя тем летом.
Молния за окном. В тишине, ожидая удара грома, они смотрели друг на друга так, будто куда-то испарились разделявшие их четырнадцать лет. И туда же исчез вчерашний день с его неловкостью и разговорами про Лона. Наконец загремел гром, и Ной, будто проснувшись, со вздохом отвел глаза.
– Как жаль, что ты так и не прочла моих писем.
Элли ответила не сразу. После паузы она сказала:
– Могу повторить то же самое. Я ведь и тебе написала целую кучу с тех пор, как вернулась домой. И ни одно не отослала.
– Почему? – изумился Ной.
– Боялась.
– Чего?
– Что ты забыл меня. Что не любил меня так, как я.
– Ерунда какая-то! Да я только о тебе и думал!
– Теперь-то я знаю. Поняла по твоим глазам, едва приехала. А тогда все было по-другому, я была глупой, перепуганной девчонкой, не знала, что и думать.
– Ты о чем?
Элли запнулась, подбирая слова.
– Понимаешь, я ждала-ждала, а письма от тебя все не приходили. Я пожаловалась подружке, рассказала ей обо всем, а она объяснила, что тут нет ничего удивительного – ты получил от меня что хотел, а писать небось и не собирался. Я ей, конечно, не поверила – я ведь знала, что ты не такой, но твое молчание и ее слова… Я боялась, что для меня прошедшее лето значило больше, чем для тебя. А когда я уже голову сломала, пытаясь понять, куда ты запропастился, мне написала Сара. И сообщила, что ты уехал из Нью-Берна.
– И у Сары, и у Фина был мой новый адрес…
Элли предостерегающе подняла ладонь и договорила:
– Я знала и все же не решалась спросить. Боялась, что ты для того и уехал, чтобы начать новую жизнь. Без меня. Иначе почему ты не писал? Не звонил? Не заехал, в конце концов?
Ной молча смотрел в сторону. Элли продолжала:
– Я ничего о тебе не слышала, а боль со временем начала утихать, и я решила, что лучше все забыть. Правда, в каждом парне, который пытался со мной познакомиться, я невольно искала твои черты. Когда это становилось невыносимым, я писала тебе очередное письмо. И не отправляла – боялась узнать правду. Думала, что ты давно живешь своей жизнью, любишь другую, и не желала ничего о ней знать. Хотела сохранить наше лето в душе таким, каким оно мне запомнилось.
Элли говорила так открыто и доверчиво, что Ной еле удержался, чтобы не поцеловать ее. Нельзя. Она вовсе не за этим приехала. Но до чего же она красива…
– Самое последнее письмо я написала пару лет назад. Когда познакомилась с Лоном. Я писала твоему отцу, чтобы узнать, где ты и что с тобой, хотя и не была уверена, живет ли он на прежнем месте. Тем более – война…
Звук ее голоса растаял, и некоторое время они сидели в молчании, погруженные в свои мысли. Молнии ярко освещали небо. Наконец Ной заговорил:
– Все-таки жаль, что ты не отправляла письма.
– Почему?
– Было бы здорово знать, как ты, чем занимаешься.
– Боюсь, тебе стало бы скучно – мою жизнь не назовешь интересной. Кроме того, я давно уже не та, что была.
– Ты лучше, чем была, Элли.
– Спасибо, Ной, милый…
Ной знал, что должен прикусить язык и не дать словам, что вертятся в голове, вырваться наружу. Надо держать себя в руках, так, как он делал все эти четырнадцать лет. Надо-то надо, да вот чувство более сильное овладело им настолько, что он плюнул на самоконтроль и выпалил все, что было у него на душе, надеясь, что это поможет им вернуть чудо, которое они переживали много лет назад.
– Я сказал так не потому, что я милый. А потому что люблю тебя и никогда не переставал любить!
Полено в камине треснуло, рассыпая искры, их тут же подхватило тягой и унесло в трубу. Ной и Элли смотрели на тлеющие останки дерева, прогоревшие почти насквозь. Надо бы встать, подбросить новое поленце, но они не двигались с места.
Элли сделала глоток бурбона и почувствовала, что слегка опьянела. Или это не только алкоголь туманит ей голову? Почему она придвинулась поближе к Ною и покрепче обняла его? За окном стало совсем черно.
– Дай-ка я дровишек подкину, – попросил Ной, и Элли пришлось отодвинуться. Он подошел к камину, приподнял защитный экран и добавил пару поленьев. Поворошил пламя кочергой, чтобы новые дрова быстрее занялись, и вернулся обратно.
Элли свернулась калачиком рядом с Ноем, положила голову ему на плечо. Потом протянула руку и легонько погладила по груди. Ной шепнул:
– Прямо как раньше. Как тогда, летом…
Элли улыбнулась – он опять угадал ее мысли.
Они молча смотрели на пламя и легкий дымок.
– Ной, ты не спрашивал, и все-таки я хочу сказать…
– Что?
– У меня больше никого не было. Ты не просто первый. Ты – единственный. Можешь ничего не говорить, я лишь хочу, чтобы ты знал.
Ной молчал, глядя в сторону. Элли было тепло и уютно. Ее пальцы ласково поглаживали его тело под рубашкой.
Вот так же, обнявшись, они сидели в последний вечер перед расставанием на волноломе, построенном, чтобы сдерживать воды реки Ньюс. Элли плакала, боясь, что они больше не увидятся и она никогда уже не будет счастлива. Ной тогда молча сунул ей в руку записку. Элли прочла ее уже по дороге домой. Записку эту она сберегла и перечитывала столько раз, что текст навсегда врезался в память.
Расставаться так больно, потому что наши души едины. Они были и будут едины. Наверное, мы прожили тысячу жизней – и в каждой встречались, чтобы расставаться вновь и вновь. Завтрашнее «прощай» – лишь одно из многих за последние десять тысяч лет и тех сотен и тысяч лет, что ждут нас впереди.
Когда смотрю на тебя, я знаю, что твоя красота и прелесть расцветают с каждой новой жизнью. А я ищу тебя каждую свою жизнь. Не просто кого-то похожего, нет, именно тебя, потому что наши души не могут друг без друга. А потом, по неизвестной причине, мы снова вынуждены расставаться.