Прошлой весной я стоял на трибуне с другом, и мы смотрели заезд, в котором участвовала «его» лошадь. Он не раз приводил ее к победе.

– Почему ты теперь не работаешь с ней? – спросил я.

– Не знаю, – обиженным тоном произнес он, – вправду не знаю. Я выиграл девять скачек на этой лошади, а теперь владелец нанял другого. Он не объяснил почему. Что еще я должен был делать, кроме как побеждать?

Эти слова относятся ко всей нашей братии, если кто-то из нас оказывался в таком же положении.

Итак. На одном полюсе разочарование... А на другом – момент свершения, когда впереди только полоска зеленой травы финиша и никто не мешает тебе первым ступить на нее.

Порой бывает, что лошадь проявляет себя гораздо лучше, чем от нее ожидали, и, к всеобщему удивлению, побеждает. Но чаще за счастливым мгновением, когда на площадке для победителей расседлывают твоего скакуна, стоят долгие часы усилий и продуманная тактика. С того дня, как лошадь попадает в конюшню тренера, у всех единственная цель – привести ее в состояние боевой готовности для соревнований, то есть научить чисто прыгать через препятствия, кормить и чистить до тех пор, пока шкура не начнет лучиться здоровьем, постоянно заботиться о копытах и ногах, чтобы эти слабейшие части лошадиной анатомии не подвели, когда она приземлится после прыжка или устремится к финишу.

Когда жокей выходит на старт, он вооружен не только своим мастерством, но и тяжелой работой тренера, конюха, кузнеца. И когда лошадь выигрывает, то награда тоже принадлежит всем. Побеждая, я испытываю не только удовольствие, но и чувство облегчения, что усилия других людей не пропали напрасно. Их восторг каждый раз приносит мне удовлетворение, радость владельца – моя награда, все в мире прекрасно, и в этот момент я знаю, кто заставляет меня быть жокеем. Этот человек я сам.

Уверен, что каждый будет считать себя счастливым, если он проводит жизнь, делая то, что ему больше всего нравится. Жокей не просто профессия, это образ жизни. Образ жизни, который мне больше всего нравится. И хотя теперь я не работаю с лошадьми, но мои интересы, мое сердце и мое новое занятие почти так же увлекают меня, как когда-то соревнования на скаковых дорожках.

По натуре я беспокойный человек и терпеть не могу долго оставаться на одном месте. Летом, когда не проводятся стипль-чезы, казалось бы, надо радоваться долгому перерыву после трудной зимы. Усталому телу нужен отдых. Но недели через две отдых надоедает, и я начинаю скучать по скачкам. Каждый год я прихожу к убеждению, что мне не хватит терпения выдержать до августа.

В начале лета Мери и я проводим отпуск, объезжая на машине Шотландию или Европу, или на лодке путешествуем по рекам Норфолка. Мы всегда в движении, чтобы каждый день видеть новые ландшафты, запоминать новые места. Мы едем, куда хотим и когда хотим, не планируя заранее и не придавая значения времени ленча или обеда, установленному традициями, и не советуясь ни с кем, кроме как со своим желанием. Ленивое и бесцельное путешествие – лучший отдых для нас обоих, мы чувствуем, как каждый день восстанавливаются силы. Но от бессмысленного лежания на песке и загорания я только устаю, потому что каждую минуту меня тревожит мысль, мол, надо куда-то пойти и что-то сделать. Даже если это дело – всего лишь игра в теннис или поход с детьми вдоль берега за мороженым.

И неудивительно, что меня только радуют ежедневные поездки на ипподромы, даже когда стоит туман или на дорогах пробки. Редко такие путешествия кажутся мне скучными. К несчастью, дорожные проблемы подстерегают нас почти каждое воскресенье, ведь мы всегда направляемся туда, где собирается много народа. Очереди машин, стоящих на подъездах к Ливерпулю, Челтенхему, Бангеру-он-Ди, иногда бывают такими длинными и неподвижными, что жокеи, участвующие в первых заездах, предпочитают идти по обочине пешком, чтобы успеть вовремя.

Когда в 1946 году я начинал свою карьеру жокея, нормирование бензина, введенное во время войны, еще строго соблюдалось, и я пришел к мысли, что лучше купить самолет и летать в нем на скачки. Тогда можно было недорого купить «Остер», а топливо для него свободно продавалось. Жокеи гладких скачек прилетали на самолетах, их машины садились на беговых дорожках, и это никому не казалось удивительным. Но два момента поломали мои бодрые планы.

Первый и неодолимый – погода. Очень часто в дни, когда скачки были возможны, полеты были невозможны. Порывистые ветры, низкие облака, плохая видимость и ливневые грозы помешали бы мне приземлиться, и зимними вечерами пришлось бы возвращаться домой в полной темноте.

Второй – огромное количество правил и ограничений, которые давили на желающего быть частным пилотом. К примеру, для каждого взлета и посадки пришлось бы получать разрешение в трех инстанциях. Самолет предстояло оставлять в ближайшем гражданском аэропорту и в день полета все равно приезжать за ним на машине. Кроме того, нужно было нанять механика, который проверял бы исправность двигателя после каждых десяти часов полета. Конечно, я бы мог это делать и сам, но без механика мне бы не дали удостоверения, а без удостоверения не разрешили бы летать.

Короче говоря, я пришел к выводу: полеты потребуют от меня столько работы на земле, что я быстрее попаду на скачки, если воспользуюсь машиной. И, стоя в очереди машин с милю длиной, я мечтал об «Остере», который за минуты перенес бы меня на скаковую дорожку.

Таким образом, зимой шесть дней в неделю, кроме снежных и морозных, мы проводили в дороге, переезжая с ипподрома на ипподром. В среднем за неделю мы проезжали по семьсот миль и осмотрели всю страну.

Мне нравилась такая жизнь. Я люблю движение и всегда находил новые тихие дороги, минуя транспортные пробки и города. Все, чей бизнес – скачки, путешествуют по одним и тем же маршрутам. Можно вечером сказать друзьям «до свидания» в Кенте и на следующее утро поприветствовать их в Шропшире.

Мы подружились со многими людьми, живущими в деревнях возле ипподромов, и встречались с ними три-четыре раза в год. И, по-моему, очень приятно, когда работа не только что позволяет, но даже заставляет тебя переезжать от друга к другу.

Такая кочевая жизнь дарит величайшее чувство свободы. Если жокей вовремя приезжает на скачки, а иногда выполняет задания тренера по обучению лошадей, то никому нет дела, где и как он проводит остальное время. Не надо являться в офис, отсиживать там положенное время, не надо спешить на определенный рейс автобуса, чтобы не опоздать на работу. Жокеи, ставшие тренерами, с завистью вспоминают прошедшие дни, когда их работа заканчивалась с последним заездом и им не приходилось торопиться домой и быть привязанными к конюшне, потому что лошадей нельзя оставить без попечения ни на один день. Зимой, когда заезды начинаются очень рано, чтобы провести соревнования засветло, скачки заканчиваются в половине третьего, и ты совершенно свободен до следующего утра.

Тем не менее настоящая причина, почему я был жокеем, заключается не в том, что эта работа дарила мне свободу, друзей и возможность путешествовать; не в том, что эта работа приносила радость и величайшее удовлетворение, когда побеждал; не в том, что эта работа давала мне средства на жизнь (если бы я был миллионером, то все равно бы участвовал в скачках). Настоящая причина очень простая. Я люблю работать с лошадьми, мне нравится скорость и дух соревнований.