Почувствовав на себе внимательный взгляд Инны, медленно открываю глаза, возвращаясь в реальность. Уж не знаю, что там девчонка успела о моих тяжёлых вздохах подумать, но, судя по всему, ничего хорошего. Смотрит ещё более недоверчиво, чем раньше.

— Не тошнит? — просто продолжаю спрашивать.

— Нет, — бурчит она. — Наоборот, есть хочу.

Машинально вспоминаю, что у меня там есть на кухне. Всякие крупы, каши, замороженное мясо в холодильнике… Остальное совсем уж по мелочи, типа масла или икры. В целом, соорудить что-то можно. Помнится, даже консервы есть.

— Это чуть позже, — решаю, снова обратив внимание на состояние Инны. Кровь из губ вот, например, уже чуть ниже стекает, подбородок мажет. — Голова не кружится? Смотри на мой палец, — выставляю его перед ней и вожу, наблюдая за взглядом.

Кстати, задумчивым каким-то. Поддаётся моим требованиям Инна неохотно, но всё-таки ведёт взглядом, куда надо. Ведь понимает, что так просто не отстану.

— Не кружится, — одновременно отвечает.

Вот интересно, что у неё сейчас на уме? Держится отчуждённо, будто я всё ещё враг, но вникает моим словам, вроде как даже надежду на меня возлагает неосознанно. Да и в целом девочка такая непривычно уязвимая, что никак к привычному хладнокровию вернуться не могу.

Увеличиваю яркость света. Во-первых, он мне сейчас понадобится, а во-вторых, это тоже способ проверить состояние Инны, которое пока вселяет оптимизм.

— Свет не режет глаза? — спрашиваю, хотя уже заметил, что реакции на новое освещение не было.

— Нет.

Подготавливаю ватный диск к обработке ранок и ловлю на себе на этот раз любопытный и настороженный взгляд Инны.

— Завтра к тебе придёт моя знакомая, она врач, — хотя мы с ней пока не говорили, но я не сомневаюсь, что так и будет. Мы с Ланой друг друга никогда не подводили, да и я знаю её занятость и понимаю, когда и на что можно рассчитывать. — Проведёт более полное обследование, в больницу не заберёт, запрещать ничего не станет. Я ведь вижу, что у тебя нет сотрясения, просто хочу перестраховаться. Расскажу ей о твоей ситуации, а пока займёмся твоими ранами.

Мне кажется, или Инна слегка напрягается при словах о знакомой? И взгляд более пристальным становится, причём что-то в нём поселяет приятное чувство во мне. Неужели она ревнует?

Хмурюсь собственной дурацкой реакции и чуть ли не мальчишескому поведению. Хватит уже выдумывать, девчонка просто не хочет видеть врачей, любых. Опасается, пусть даже я и дал обещание, что её оставят дома и балет не запретят.

Ну и пусть я даже сейчас чувствую, как она чуть вздрагивает, в волнении поджимает губы и дышит более неровно, когда откидываю её волосы, открывая ранки. Но это не повод плыть — я должен заниматься делом. Потому просто обрабатываю синяки, запретив себе концентрироваться на том, какая нежная у Инны кожа, как подрагивают её ресницы, и как близко сейчас лицо.

Хотя чётко понимаю, что не будь у неё этих ран, реакция моего тела уже была бы более красноречивой. Но свидетельство недавней жестокости к этой девочке перекрывает всё. Сейчас больше хочется другого — защитить её, чуть ли не убаюкать, как ребёнка и уверять, что всё худшее позади и теперь будет хорошо. Причём даже непонятно, кого больше в этом убеждать — её или себя. Потому что такое ощущение, что произошедшее с ней ударяет по мне больше, чем чуть ли не всё, что когда-то приходилось самому испытывать.

Инна чуть шевелится, недовольно ёрзает на стуле, когда принимаюсь за её губы. Ну да, там кровь похлеще выпущена, наверняка как минимум щиплет теперь, когда обрабатываю.

— Больно? — участливо спрашиваю, хотя и понимаю, что не смогу сгладить ей участь.

— Нормально, — цедит она сквозь зубы и отводит взгляд.

Я продолжаю, стараясь действовать мягче. А Инна упорно на меня не смотрит. Изучает там что-то чуть ли не на потолке, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Но хотя бы больше не дёргается — кажется, привыкла к ощущениям.

Но не к моему присутствию… Потому что я всё ещё чувствую её едва заметную дрожь по телу, так и не выровнявшиеся дыхание, и, кажется, слышу даже громкий стук сердца. Хотя не удивлюсь, если это моё.

Влип я, и нечего отрицать. Нужна она мне.

И осознание это настолько яркое, что даже теряюсь, когда понимаю — на лице всё обработал. Теперь на теле нужно.

Не знаю, понимает ли это Инна, но сказать надо. И почему-то для меня проблема, как это сделать, ведь девочка сидит на месте, отстранённо смотрит перед собой — непонятно, ждёт чего-то, или просто зависла.

— Думаю, раны у тебя не только на лице, — наконец, выдавливаю из себя я.

Инна меня услышала и поняла — даже не сомневаюсь. Этот её беглый, чуть смущённый взгляд, почти вышибает мне дух. Снова окунает в произошедшее между нами в лифте. И вдруг понимаю, что оно словно и не кончалось.

По крайней мере, для меня. Да и девчонка не поэтому ли не спешит передо мной раздеваться?

— Сними кофту, я должен посмотреть, — мягко настаиваю.

Инна хмурится и даже ни малейшего намёка на нужные движения не делает. Да и не отвечает. Просто сидит и молчит.

Вздыхаю, призывая себя к хладнокровию. Уже в который раз.

А так уж необходимо, чтобы раны осмотрел я? Может, Инна сделает это сама? Тут есть зеркало, я ненадолго выйду, а там как получится. Если ранок немного и все они ей доступны, может сама обработать.

Так-то оно так, но откуда мне знать, что Инна сделает всё правильно? И что если какие-то раны ей будет неудобно затрагивать самой, позовёт меня? Ставлю на то, что скорее промолчит о них.

— Ты можешь и сама, но если повреждена спина, тебе будет трудно её обработать, — снова нарушаю молчание именно я, озвучив часть своих мыслей.

Кажется, из всего сказанного она ухватывает только «если повреждена». Потому что глаза мгновенно загораются лёгкой хитринкой, которая в сочетании с привычной враждебностью кажется чуть ли не завораживающей.

— Меня больше ничего не беспокоит, — преувеличенно бодро заявляет Инна.

Вот и чего она так сопротивляется? С другой стороны, и мне так настаивать ни к чему, учитывая, что завтра к ней Лана придёт и осмотрит. Уж ей девчонка наверняка позволит. А ранки на теле вряд ли настолько серьёзны, чтобы нельзя было подождать. В противном случае я бы, наверное, заметил.

Впрочем, даже это осознание не влияет на меня. Не знаю, откуда такое упорство — в желании разобраться с её упрямством и его причинами или в том, что спокойнее мне будет увидеть картину и самому.

— Ты ведь хочешь быстро восстановиться. Не стоит игнорировать раны, — нахожусь с убеждением я.

И, кажется, напоминание скорых репетиций и предстоящих соревнований срабатывает. Инна с сомнением комкает рукава своей кофты, а хитринка в глазах гаснет.