Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я повернулся и пошел, но спустя мгновение он догнал меня и зашагал рядом. Над головой, попискивая, сновали летучие мыши. Где-то вдалеке взвизгнула кошка. Когда Ториан заговорил снова, в голосе его звучал холод.
– Ты, наверное, знаешь, что Разбойных дорог две.
– Нет. Расскажи.
– Армия может попасть в Пряные Земли только двумя путями. Нельзя переправить конницу вверх по реке на судах – это не принято, да и неосуществимо. На севере – Култиарский хребет, на юге – Берег Небесного Жемчуга. Значит, захватчики могут попасть сюда либо с востока, либо с запада, либо через Девичий перевал, либо с Соанского побережья. Обычно они нападают сначала на Полрейн или на Танг и лишь потом принимаются за остальных. Они прокатываются по равнине, ибо другого пути у них просто нет.
– Вот, значит, почему эта дорога называется Разбойной, – сказал я, слегка задыхаясь. Я начал бояться, что заблудился и что придется выходить на Большой Проспект. Дома здесь были выше и заслоняли собой звезды… Впрочем, я уже говорил, что не люблю смотреть на звезды. Я помолчал в нерешительности, а ночной воздух холодил вспотевшее тело.
– И посередине стоит Занадон, – продолжал Ториан.
– Ну и что? – Я не так силен в географии. Все, что меня обычно интересует, – это то, что ограничено горизонтом. Ториан, возможно, считал иначе, но на то он и воин, что бы он там ни сочинял про пирожные-корзиночки. Воины приучены думать не так, как рассказчики.
К тому же меня гораздо больше беспокоила сейчас география Занадона. Подумав, я пошел на восток.
– Так вот, Разбойных дорог две, и они встречаются на берегах Иолипи, у Занадона. Вот и выходит, что, когда города равнин объединяются против захватчиков – будь то форканцы или враги былых времен: кульпианцы, вариги, Охряные племена или кто угодно другой из тех, кто прокатывался по этой земле, сея смерть и слезы, – это происходит именно здесь. Будь набег с востока или с запада, конец один – последняя битва у стен Занадона.
Где-то впереди в просветах замаячил простор Большого Проспекта.
– Так ты считаешь, что города объединяются под властью Занадона?
– Возможно, под властью Занадона. Или просто под Занадоном. И кто бы ни стал вождем объединенной армии, его провозглашают. Балором. И возможно, это не лишено смысла, ибо…
– Они пока не проявляют ни малейших признаков объединения. Ты сам видел, как их послов гнали от ворот. Или ты действительно полагаешь, что они провозгласят боевым вождем капрала Фотия?
Неужели все это было только сегодня вечером? Казалось, уже прошла неделя. Мои кости крошились от усталости, а ведь ночь еще не перевалила за полночь.
– Стой! – сказал я и нырнул в подворотню, спрятав факел за спину. От Большого Проспекта нас отделяло несколько шагов. Ториан встал рядом со мной.
– Что случилось?
– Надо дух перевести. – Я загасил факел о камни, оставив его тлеть. – Ты, возможно, и прав. Возможно, в древние времена все так и было, а нынешние людишки просто введены в заблуждение многочисленными преувеличениями и приукрашениями рассказчиков. Ну, если так, я стану свидетелем первого в истории падения Занадона – а это тоже достойное рассказа зрелище.
– И возможно, даже более интересное, – усмехнулся он.
Грохоча подошвами, по переулку прошел в направлении Большого Проспекта отряд солдат. Нас они не заметили.
Ториан испустил свой львиный рык.
– Ты знал о них!
– Нет. Мне надо было отдышаться. Я же сказал тебе.
Мощная рука сомкнулась на моем горле, приподняв меня над землей и лишив воздуха.
– Ты знал об их приближении!
Я захрипел, и хватка чуть ослабла.
– Я же говорил, что доверяться богам и испытывать их терпение – не одно и то же! Они хранят нас. Но это не значит, будто мы не должны по возможности облегчить им эту задачу.
Рука медленно, словно нехотя отодвинулась от моего горла.
– Когда мне кто-то врет, я его убиваю, – спокойно сообщил Ториан.
– Думаю, что со временем я это усвою, – прохрипел я. – Теперь пошли. Эти ублюдки не станут оглядываться.
Мы вышли на простор Большого Проспекта вдвоем, но я ощущал вставшую между нами стену недоверия. Храм высился прямо перед нами, совсем близко. Там горели огни. Оглянувшись на городские ворота, я увидел, что весь склон усеян огнями: светлячками или упавшими звездами. Я зашагал дальше, по-детски завидуя легкому шагу Ториана. Довольно неприятно было ощущать себя таким маленьким, ибо ростом я не уступаю многим.
– Омар! – окликнул он меня. – Это безумие! Нас увидят!
– Кто увидит? Я же говорил – нам стоит остерегаться только стражи.
Проспект был широкий. Маленькие группы людей шли к храму или от храма – один-два человека в сопровождении слуги с факелом. Я решил, что все это просители. Долги, болезни, бесплодие – когда человек собирается обратиться к богам с какой-то серьезной просьбой, он предпочитает делать это незамеченным, в ночные часы. Не хочет же он в самом деле, чтобы его друзья застали его за молитвой Махусу! И потом, вполне возможно, ночью боги не так заняты, как днем, значит, им проще ответить на молитвы смертных.
В эти неспокойные времена просителей должно быть больше, чем обычно; купцы вроде Тарпита, потерявшие свои поля и плантации, жены, чьи мужья странствуют по дальним землям, матери, чьих сыновей взяли в армию.
Мы держались поодаль, не обращая на них внимания, и они точно так же игнорировали нас. Никто не замечал, что мы идем босиком. Хотя на нас и не было этих дурацких шапок-горшков Пряных Земель, но и не все из встреченных нами носили их. Вскоре мы дошли до колоннады, которой заканчивается Большой Проспект. Миновав арку, мы оказались в храме.
Площадь Тысячи Богов в Занадоне – самая большая площадь во всех известных мне городах-крепостях за исключением, быть может, Большой Площади в Сноворе. Я видал площади и больше в Островных Королевствах, полагающихся в своей обороне не на стены, а на флот, – но только там. В ту ночь зрелище лишило меня дара речи.
Правильный овал с боковых сторон ограничивал изгиб высокой стены, а со стороны, противоположной входу, – высокая пирамида храма. Колоннада, завершающая Большой Проспект, продолжалась портиками, окружающими площадь. Зиккурат – лестница богов – поднимался к небу восемнадцатью высокими ступенями, в три человеческих роста каждая. Лестница для смертных делила пополам ту его сторону, что была обращена к площади, и вела на самый верх зиккурата – к Обители Богини, золотая крыша которой сияла у самых звезд. По двум углам пирамиды стояли огромные, превосходящие ее по высоте Майана и Балор.
Они царили над площадью. Я запрокинул голову, чтобы посмотреть на их темные силуэты. Их головы касались небес. Они грозно смотрели на меня горящими глазами, хотя, возможно, это было всего лишь игрой воображения. Я подавленно отвел взгляд.