– А можно взглянуть на рисунок?

Соболев замер, укоризненно глядя на следователя, но, когда это не произвело должного впечатления, полез в одну из папок, вытащил оттуда лист бумаги и протянул ему.

– Любуйся.

Хотя Соболев отчаянно старался делать вид, что очень занят, а молодой следователь только мешает ему своими дурацкими расспросами, он все равно внимательно наблюдал за тем, как тот взял и развернул к себе рисунок. А потому сразу заметил, как Велесов переменился в лице, едва разглядел сюжет.

– Что? – настороженно поинтересовался он, поскольку сам Велесов не торопился комментировать.

– А уже выяснили, где это? – Следователь выразительно потыкал пальцем в лист, который держал.

– В фантазиях господина Федорова, я же сказал.

Велесов покачал головой, отрывая взгляд от рисунка, явно не удовлетворенный таким ответом.

– А где именно нашелся парень?

Соболев подавил очередной вздох, взял со стола смартфон, открыл на нем приложение с картой, нашел нужное место и показал на экране Велесову. Тот тоже коснулся пальцем экрана и немного подвигал карту.

– Ты знаешь, что там недалеко есть детский лагерь? – поинтересовался он у Соболева. – Давно закрытый и заброшенный, как я понимаю.

– И что?

– В восемьдесят восьмом, когда лагерь еще принадлежал фабрике игрушек, там произошло ужасное убийство. Убили мальчика двенадцати лет. Поначалу он пропал: утром его не оказалось в комнате, вместо него в кровати лежала кукла-мальчик в школьной форме. Его три дня искали, милицию вызвали. В конце концов нашли в подвале тело. У него ножом был вспорот живот, кровь повсюду. А рядом сидела еще одна кукла. Такая миленькая барышня в платье. Она сидела и как бы смотрела на мертвого мальчика. Вот совсем как на этом рисунке, – он развернул лист так, чтобы Соболев видел картинку, – только с поправкой на то, что жертва была поменьше.

Соболев с подозрением сощурился.

– А ты-то откуда знаешь? Дело старое, ты еще, небось, не родился даже.

– Вообще-то я как раз в том году родился, – улыбнулся Велесов. – А знаю потому, что после школы летом подрабатывал в том лагере сопровождающим. Раньше это вожатыми называли. В восемьдесят восьмом году, после убийства, лагерь закрыли, но в две тысячи третьем открыли снова. Это, конечно, был уже совсем другой лагерь, но кое-что он унаследовал. В частности, несколько страшилок, связанных с куклами.

– Например? – против воли заинтересовался Соболев.

– Например… – Велесов задумался, вспоминая. – Что куклы, живущие в лагере, а их там было немало, по ночам, в темноте, могут перемещаться. Сами по себе, естественно. Еще: если прошептать кукле на ухо желание и оставить ее после смены в лагере, то желание исполнится. Но если из жадности забрать куклу домой, – свою, оставленную ранее, или оставленную кем-то другим, – случится что-нибудь очень плохое. Независимо от того, исполнилось ли загаданное кукле желание.

– Видимо, поэтому в лагере и жило так много кукол, – хмыкнул со своего места Петр Григорьевич.

– Я вам больше скажу, – развеселился Велесов. – Насколько я знаю, даже после второго закрытия лагеря в две тысячи восьмом, туда продолжали везти кукол те, кто слышал эту байку. Чтобы желание исполнилось.

Он замолчал, задумавшись, и добавил:

– Должно быть, сейчас место очень стремно смотрится, если все эти куклы по-прежнему там. Но самую страшную историю рассказывали шепотом по ночам в спальнях, до истерики пугая маленьких новичков, приехавших в первый раз. Это история о том, что куклы во время сна могут тебя забрать. Оставят в кровати кукольного двойника, а сами утащат в подвал, где убьют и разрежут, выпотрошив внутренности. Якобы пустые куклы очень злятся и завидуют тому, что у настоящих детей эти самые внутренности есть. Один из взрослых сотрудников тогда рассказал мне, откуда растут ноги у этой страшилки. А потом уже, во время учебы, я изучал то дело для курсовой работы. Нам предлагали проанализировать любое старое расследование на выбор, дать, так сказать, оценку проведенным мероприятиям, написать собственные выводы, предположения. В общем, как бы действовал ты, если бы вел такое дело сейчас. Так вот, в той истории все было не так однозначно, как может показаться на первый взгляд.

– И что же там было не так? – поинтересовался Соболев, подперев рукой щеку.

– В убийстве обвинили директора лагеря. Помещение в подвале, где было спрятано тело, было заперто его ключом. Вроде как он сам милицию туда и привел, когда попал под подозрение. Отпечатки его пальцев были на ноже. А главное, он во всем признался, хотя в показаниях регулярно путался.

– И что же тебя смущает? – удивился Петр Григорьевич.

– Во-первых, полное отсутствие мотива, – принялся перечислять Велесов. – Зачем убивать ребенка? Мужик работал с детьми много лет, сам был отцом, ни разу никаких происшествий. И тут вдруг такое кровавое убийство? С чего? И куклы еще эти. Что за странные игры? Во-вторых, почему он спрятал тело в подвале? Там вокруг леса и поля, закапывай хоть сотню трупов, их не найдут никогда. В-третьих, зачем он вернулся в то помещение, пока полиция… то есть милиция оставалась в лагере? Даже если не знал, что его подозревают… Зачем идти к мертвому телу?

– Классическое подсознательное желание быть пойманным, – пожал плечами Соболев. – Случается со всеми, даже с много лет скрывающимися серийниками. Рано или поздно каждый хочет или аплодисментов, или наказания.

– Возможно, – не стал спорить Велесов, – но почему он так путался в показаниях? Кстати, признался он только на втором допросе. А на первом твердил, что все дело в куклах.

Соболев непроизвольно вздрогнул, услышав это.

– Вот и ответ на все остальные вопросы, – меланхолично заявил Петр Григорьевич. – Парень поехал кукушечкой. А потом, видимо, слегка прояснилось, и он признался. Рассказал, как смог.

– Возможно. Или он кого-то выгораживал.

– Кого, например? – не понял Соболев.

Велесов пожал плечами.

– С ним в лагере работала жена, она была поваром. Весьма недурно обращалась с ножами… Но, конечно, поверить в то, что такое с ребенком могла сотворить женщина, еще сложнее. Я лишь говорю, что для меня в той истории остались вопросы. Задать их только уже некому: директор лагеря умер в тюрьме, его семья переехала. Осталась только легенда, которая, судя по всему, оживает…

– Да никто не оживает! – возмутился Соболев. – И ничто. Просто мы теперь знаем, где Федоров нашел вдохновение на свой странный рисунок.

– А как же парень на шоссе? В крови, с ножом и головой куклы в руках? По-твоему, это просто совпадение?

– А по-твоему, – в тон Велесову парировал Соболев, – Федоров действительно рисует пророчества?

– Если он нарисовал картинку вчера, когда парень в крови уже шел по шоссе, то технически это не пророчество, – улыбнулся Велесов. – Все уже случилось. Это не будущее, а объективная реальность…