Майя Мерси, за лечение без соответствующего благословления высшего жреца, неподчинение законам светлой империи, сопротивление, оказанное стражам правопорядка и оскорбления, высказанные в присутствии свидетелей уважаемым лицам города, приговаривается к пяти годам каторжных работ, десяти ударов плети и десяти золотых штрафа. Но в связи с отсутствием у обвиняемой денег, штраф в десять золотых заменяются двадцатью ударами плети. Итого обвиняемой будут нанесены тридцать ударов плети. В связи с тем, что обвиняемая является женщиной детородного возраста, и принадлежит к высшему светлому сословию, ей предоставляется шанс быть выкупленной из каторжных работ за пятьдесят золотых.

При этих словах я застонала и дернулась в руках Ива. Плеть с первого удара рассекает кожу до крови. К тому же ее как правило вымачивали в специальном растворе, который увеличивал болевой эффект и кровопотерю. Тридцать ударов превратят спину Майки в лохмотья, и она умрет от болевого шока, прежде чем кто-то что-то успеет понять. Если прибавить к этому кровопотерю, то у нее практически нет шансов живой спуститься с эшафота. Я стала вырываться из рук Ива, но тут к моему величайшему изумлению услышала совершенно пьяный голос Ната.

— Лохматого шопонога мне в глотку. Да здоровая же девка, а вы ее тут угробить решили. Она ж еще послужить же может. Ик. — Он совершенно пьяно рыгнул, отпихнул стражника и подошел вплотную к эшафоту.

Стражник ринулся было его вернуть на место, но был остановлен жестом жреца, распоряжавшегося казнью.

— Любезный, вы имеете что-то предложить? И выкупить осужденную с каторжных работ?

— С каторжных? Да она не осилит наказание. Я заплачу за каторгу и штраф. А вот ее труп покупать я не намерен. Зачем мне труп, я же не мясник в самом-то деле. И не могильщик. — И он пьяно расхохотался своей шутке, но стояла гробовая тишина и никто его не поддержал.

Казалось, что на площади все затаили дыхание и внимательно прислушивались к каждому слову жреца и Ната.

— А позвольте узнать, любезнейший, вы для себя хотите ее приобрести? — Продолжал допытываться жрец.

— Для себя? Да слизкого мерзлюка мне в глотку, меня ж моя старуха жёнка прибьет, если я эту девку в дом притащу. Да к тому же она посмела оскорбить уважаемых людей этого города. Мне такой хлам не нужен. — И Нат снова пьяно покачнулся, старательно удерживаясь за эшафот.

— А тогда, дорогой мой, зачем же она вам? — Не переставал выяснять детали жрец, все время поглядывая на балкон городской ратуши.

— Я ее оркам или троллям продам. А ежели они не купят, так любой бордель на спорных землях мне за нее заплатит. И назад свое я получу еще и с прибытком. — Продолжал громко горланить Нат.

— В бордель? Оркам или троллям? Светлую лану? — Было видно, что даже для жреца это было слишком.

— Ну, так она большего и не заслуживает. Вы же сами огласили ее обвинения. Согласитесь, глубокоуважаемый высший жрец. Городу выгодно получить в казну пятьдесят золотых, а оскорбленным почтенным лицам штраф. Зачем вам труп девки, когда за нее можно получить шестьдесят монет золотом в казну? — Все это он произнес громко, чтобы его услышал каждый на площади.

Жрец и в помине не был высшим. Он и на среднего то не тянул. Но Нат сегодня уже произвел стражника в офицеры, и меня такое повышение низшего жреца не удивило. После последних слов Ната, жрец горделиво выпятил подбородок и снова посмотрел на балкон ратуши. Я проследила за его взглядом и только сейчас заметила там уважаемых лиц города. Они горделиво восседали там, увешенные драгоценностями, в дорогих мехах и бархате. Весь балкон светился от обилия украшений. Создавалось впечатление, что они пришли смотреть оперу, а не на страдания людей. И тут я увидела, как сидящий в центре тучный мужчина с тремя подбородками кивнул, а глаза его зло заблестели. Ему пришелся по душе спектакль Ната и мысль о том, что Майка окажется в борделе определенно согрела душу этого мерзавца. Увидев этот кивок жрец еще больше приосанился и что-то прошептал на ухо глашатому. Тот снова выступил вперед и громко объявил.

— Лана Майя Мерси за лечение без соответствующего благословления высшего жреца, неподчинение законам светлой империи, сопротивление оказанное стражам правопорядка и оскорбления, высказанные в присутствии свидетелей уважаемым лицам города приговаривается к десяти ударам плети и штрафу в шестьдесят золотых монет.

— Ну это дело. Сразу чувствуется деловая хватка почтеннейшего градоначальника. Такой всегда знает, как выгодно продать даже самую мерзкую из девок и получить заслуженную прибыль в казну. Буду в столице и спорных землях обязательно восхвалю эти качества вашего начальства. Уверяю, император ценит таких людей. — С этими словами, произнесенными снова очень громко, Нат отвязал кошель с пояса и небрежно принялся отсчитывать золото.

А палач между тем подошел к Майке и потянул ее к столбу, установленному на эшафоте. Он поднял ее руки и за кандалы прикрепил к вбитому крюку. Крюк был вбит достаточно высоко. В результате ножки Майки едва касались пальчиками досок эшафота. Она была не выше меня. В светлой Академии мы, бывало, всегда шутя мерились, кто сегодня подрос хоть на немного. Нат уже отсчитал деньги. Жрец проворно ссыпал их в мешочек и подвесил к поясу. Потом повернулся к столу в глубине эшафота, что-то там подписал и вручил Нату бумаги.

— Штраф уплачен полностью. Палач, можешь приступать к вынесению приговора. А потом она ваша, уважаемый.

Палач подошел к Майке и, дернув за ее мешковатую жреческую хламиду, обнажил ее спину. Она была страшно худой. Ее ребра можно было пересчитать под тонкой кожей. Она и десяти ударов не вынесет в таком состоянии. Я снова дернулась, но руки Ива крепко держали меня. Он вдруг повернул меня к себе лицом и прижал мою голову к своей груди.

— Ана, девочка моя. Не нужно тебе туда смотреть. Нат сделал все, что мог. Мы не можем ей больше ничем помочь сейчас. Ты вылечишь