Когда она упала, юбки откинулись вбок, и очертания его мускулистых бедер, видимые сквозь тонкий слой ткани, породили теплые, удивительные ощущения, наводнившие низ живота.

Она вынудила себя поднять взгляд. Его глаза жгли с такой силой, что у нее вновь перехватило дыхание.

Когда он поднял руку, Амелия охнула, из последних сил перекатилась вправо, оперлась на ограду и встала. К тому времени, как она одернула платье и повернулась, Ланден уже поднял пистолет, и его яростный взгляд подразумевал, что он готов им воспользоваться.

– Я хотела…

Он ринулся вперед, как пуля из пистолета, и каждый его шаг подчеркивал тяжелые, как камни, слова:

– Да, Амелия. Все знают, что «я» – ваше любимое слово. «Я не слушаю брата». «Я не хочу выходить замуж». «Я пожелала скакать на лошади». «Я пожелала стрелять из пистолета». «Я, я, я». Вы хоть раз подумали о последствиях ваших решений? Учли, что, возможно, ваше стремление угодить своему «я» ставит вас в опасное положение? Что вы вторгаетесь в чужую жизнь и дурно влияете на людей, вас окружающих? Людей, которым вы небезразличны?

Он оказался перед ней, но продолжал идти. Она отступала. Он наступал.

– Ваш брат поручил мне совершенно невыполнимую миссию, потому что никогда я не смогу найти мужчину, который целиком посвятит себя вам и пожертвует собой ради вашей бесконечной погони за удовольствиями!

Ее ладонь с таким громким треском опустилась на его щеку, что звук оплеухи эхом разлетелся на полянке.

Амелия сама поразилась своему поступку. У нее перехватило дыхание. Но больше всего она была шокирована правдой его слов. Что она наделала? И как теперь ей все это исправить?

Они стояли безмолвно, не шевелясь, пока Ланден не перекрыл расстояние между ними и не нашел ее губы губами.

Желание сопротивляться растаяло, подобно сахару в горячем чае.

Ей следовало бы упрекнуть его за бесцеремонность, отчитать за дерзость, только ноги ее подкашивались, а решимость была такой же слабой. Ей оставалось только сдаться.

Он целовал ее жестко, словно их спор продолжался без слов. Его руки глубоко зарылись в ее волосы. Оставшиеся шпильки, которые еще удерживали их тяжесть, рассыпались по земле, а его язык… Его язык нежно ласкал ее рот. Она отдалась на волю его силы и прислонилась к нему, больше не доверяя своему предательскому позвоночнику, отказывавшемуся держать ее прямо. Его рука, словно железная лента, обвила ее спину.

Через несколько долгих мгновений Ланден чуть отстранился, сдвинулся влево, чтобы тут же завладеть ее губами в другом, жарком, безумном поцелуе. Ее еще никто никогда так не целовал, словно поглощая, завораживая, лишая разума. Этот поцелуй имел привкус опасности и тайны. Был похож одновременно на сон и на запретное искушение, он рождал внутри новые фантазии.

Изнемогая от наслаждения, она дрожала, как в ознобе. Возможно, Ланден ощутил ее реакцию, потому что быстро наклонил голову. Его горячее дыхание повисло между ними, прежде чем его вытеснил ветерок.

– Вы заслужили это, – сказали они хором, хотя пощечина и поцелуй лежали на противоположных чашах весов.

Еще через несколько мгновений все вернулось на свои места, словно Амелия не разрядила пистолет без его разрешения, а Ланден не вознес ее поцелуем на небо, чтобы затем вернуть обратно.

Ланден с непроницаемым выражением лица опустил руки, убедился, что она твердо стоит на ногах, а затем начал собирать боеприпасы. Ее глаза следили за каждым его движением. И хотя он ничего не сказал о страсти и чудесной магии их поцелуя, она чувствовала, что он еще думает о случившемся.

С этой минуты между ними воцарилось дружеское молчание. Когда они вернулись в дом, Мари спала в гостиной, в мягком кресле, прислонившись головой к крестцу мохнатого медведя. Пока они шли к экипажу, на губах Амелии играла улыбка. Все они делили одну тайну на троих.

Мэтью барабанил пальцами по столешнице. Кусочки пазла подскакивали в такт нетерпеливому ритму.

– Где она, черт возьми?

Вопрос растворился в пустоте комнаты. Раздражение держало его в плену. Любая работа над пазлом бесполезна, пока он не поговорит с Амелией. Должность председателя маячила перед ним, как недостижимый приз. Как же повезло, что Коллинз как раз ищет жену! Вне всякого сомнения, удача, наконец, ему улыбнулась. Он убедит сестру выйти за Коллинза и переехать в деревню, заботиться о неожиданно обретенном выводке. Сделает все возможное. Даже если это его убьет.

Правда, если сестру принудить, она до смерти перепугает Коллинза. Тот будет рад убраться хоть в чистилище.

Мэтью раздраженно вздохнул.

Тут нужно действовать тонко. Необходимо составить план и пустить в ход весь апломб, которым он обладает. До последней унции.

В кабинет, как предвестник беды, проскользнула Пандора, за которой шествовала Амелия. Возможно, удача действительно на его стороне. Придется начать подготовку. Время – основа всего.

– Где ты была? Я допросил Спенсера и остальных слуг. Никто понятия не имел, куда ты подевалась. Такое поведение невыносимо! В твоем положении нельзя исчезать, не предупредив, куда ты едешь!

– Мне казалось, что ты будешь рад моему отсутствию. Ты жалуешься, когда я сижу дома. Теперь жалуешься, что меня дома не было. Уж реши, что ты предпочитаешь.

За что господь проклял его, послав такую невыносимую сестрицу?

– Дело в том, что я хотел поговорить с тобой. Ты помнишь о желании отца выдать тебя замуж как можно скорее?

– Как можно забыть, если ты постоянно напоминаешь мне об этом? Я поговорю с ним, когда поеду домой на этой неделе.

Ничего больше не добавив, Амелия нагнулась и подхватила Пандору.

– Я нашел решение. Доверься мне, и я все улажу, – пообещал он, стараясь говорить спокойно.

Она повернулась к нему. Подняла бровь. Губы искривились в некоем подобии усмешки. Мэтью задохнулся и покрепче сжал зубы. Она развеселилась или намерена располосовать его в клочья?

Его неспособность распознать, что у нее на уме, подогревала гнев.

– Не беспокойся, братец, я все держу в руках. Мне уже пришлось вынести позор, который повлекло твое обращение к Скарсдейлу. Что дальше? Объявление в «Лондон таймс» о том, что мне срочно нужен жених?

– Не соверши ошибки. У нас нет такой роскоши, как время.

Его предупреждение отчасти было правдой, и Мэтью использовал этот весьма шаткий факт, чтобы успокоить совесть:

– Год-другой – и ты будешь считаться старой девой. В то время как отец…

Он придал словам нотки беспокойства.

– Я уважаю желания отца, хотя они не совпадают с моими.

Ее голос дрогнул, и в душе Мэтью ожило нечто вроде сострадания. Он знал, что Амелия не хочет выходить замуж по расчету, но для него ставки были чересчур высоки, чтобы поддаваться эмоциям. Если все пойдет, как он задумал, он достигнет сразу нескольких целей. Вполне возможно, они все только выиграют.