А. И. Фурсов как основной результат опричнины указывает преодоление в целом и основном еще «не стертые» к середине XVI века «многие дефекты-реликты киевской, владимирской и ордынско-удельной эпох, которые пришлось «кусать» и «выметать» опричнине… Опричнина до конца «дотёрла» удельную систему, устранив даже её следы; окончательно «переварила» Новгород и в значительной степени поставила под контроль церковь».[75]

Иван Грозный выбрал «удар по верхам (впрочем, и низам досталось) и национально-ориентированный курс. Земщина (боярские фамилии) против своей воли профинансировала опричнину.

…Опричный принцип власти возник как преодоление олигархического и, в свою очередь, породил самодержавный, после чего все принципы зажили собственной жизнью, вступая в непростые отношения друг с другом и сформировав своеобразную триаду или, если угодно, треугольник – самую устойчивую фигуру».[76]

Среди пострадавших «олигархов» – хорошо известный и по сей день широким массам князь Курбский, как впрочем, и другие, менее известные ныне, важные политические фигуры середины XVI века: Шуйские, Лобановы-Ростовские, Приимковы и многие другие царские «лиходеи и изменники», которые были не столь уж отдаленными потомками удельных князей Ярославских, Ростовских, Суздальских. Пострадала и старомосковская знать, помнившая влияние своих недавних предков на Великого князя (Шереметевы, Морозовы, Головины), но далеко не так серьезно, как потомки удельных князей, чье политическое влияние и претензии были неизмеримо выше. Именно на подрыв политического и экономического влияния «княжеско-боярского комбайна», в первую очередь, и была направлена опричнина.

В политическом смысле опричнина была тем, что сейчас называется чрезвычайным или военным положением. Царю предоставлялось право без совета и приговора Боярской думы судить и казнить бояр, реквизировать их имущество, отправлять в ссылку и даже казнить. Освященный собор вкупе с Боярской думой утвердил эти особые полномочия.

Но ряд известных историков полагает, что опричнина была утверждена и гипотетическим Земским собором 1564 года. Как указывает в своей работе «Земские соборы Русского государства в XVI–XVII вв.»[77] академик Л. В. Черепнин, такого мнения придерживаются Н. И. Костомаров,[78] А. А. Зимин,[79] С. О. Шмидт,[80] Р. Г. Скрынников.[81] Решает его отрицательно Н. И. Павленко.[82]

И. Таубе и Э. Крузе сообщают о некоем «выступлении» царя «в большой палате» «в присутствии представителей всех чинов» в конце 1564 г. Однако, по другим данным, это выступление относится к 1566 г.[83] Первая дата подтверждается тем фактом, что, по Таубе и Крузе, царь заявил об отречении от престола и снял с себя «царскую корону, жезл и царское облачение». Сообщение Таубе и Крузе подтверждаются и другими исследователями, которые предполагают, что Собор мог открыться за две недели до даты отъезда Ивана Грозного из Москвы – 3 декабря 1564 года. Как утверждают немецкие авантюристы, «через две недели Грозный «приказал всем духовным и светским чинам» явиться на митрополичье богослужение в Успенский собор. Выйдя из церкви, царь благословил собравшихся «первых лиц в государстве», сел с семьей в сани и уехал в Александрову слободу.[84]

Как справедливо указывает Л. В. Черепнин, «Послание Таубе и Крузе – источник мутный, с неточными датами. Делать на его основе выводы трудно. Но он зафиксировал слухи о каких-то сословных совещаниях. Неизвестно, что за «чины» заседали в «большой палате», возможно, члены боярской думы и «освященного собора», т. е. высшие государственные и церковные сановники. Собрание в церкви было более широким (при прощании с царем присутствовали митрополит, архиепископы, архиереи, игумены, священники, монахи, высшие чиновники, военачальники, бояре, купцы). Очевидно, церковная служба, устроенная царем, была задумана им как политическая демонстрация перед сословиями. Если те, кто был на богослужении, присутствовали и на царском «совете», то это – представительное совещание соборного типа, сопровождаемое церковной церемонией.

В распоряжении исследователей – две версии об обстоятельствах отъезда царя из Москвы в Александрову слободу: одна (иностранная информация) говорит о предварительной подготовке; другая (летописная версия) утверждает, что Грозный покинул Москву неожиданно для населения. Так или иначе, сношения Грозного с населением Москвы происходили в формах обращения царя к сословиям. Но это не дает права говорить о деятельности в то время организованного земского собора.»[85]

Однако, неопровержимым фактом является обращение царя на протяжении всего политического кризиса 1564–1565 гг. не просто к сословным представителям, но непосредственно к народу.

3 января 1565 г. в Москву были доставлены Константином Поливановым две царских грамоты. «В грамоте, посланной митрополиту, царь пишет о своем гневе и опале на архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов, бояр, дворецкого, конюшего, окольничих, казначеев, дьяков, детей боярских, приказных людей. Бояре и приказные люди обвинялись в злоупотреблениях властью, в пренебрежении государственной пользой, в своекорыстных поступках, духовенство – в заступничестве за них. Царь заканчивал свое послание словами: «не хотя их многих изменных дел терпети», он «оставил свое государьство и поехал, где вселитися, иде же его, государя, бог наставит».

В послании (прочитанном дьяками Путилой Михайловым и Андреем Васильевым) «к гостем же, и к купцом, и ко всему православному крестиянству града Москвы» Иван IV заявляет, что на них он опалы и гнева не держит. Имеется ли в виду под «православным крестиянством» все тяглое население Москвы или специально «купецкий чин», сословный принцип остается в силе».[86]