Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одни сходят с ума от певучести итальянского, другие – от резкости и отрывистости немецкого, кто-то обожает слащавость – простите – сексуальность французского, а я таю от сербохорватского. Очень красивый язык. И учить проще: столько слов знакомых.
Государь, удовлетворившись объяснением, кивнул.
– К чаю хотите печенья, конфет?
Я дернулась.
– Нет, я и так вас объела.
Научрук только ухмыльнулся. Предугадал мое желание сказать: «Я компенсирую это деньгами». Нет, ну как ему удается?
– Не забивайте себе голову. Пока вы работаете на меня и не делаете глупостей, – он интонацией подчеркнул последнее слово, – я несу все расходы и забочусь о вашем физическом и психическом здоровье, – Государь резко стукнул дном чашки о блюдце. Я легко поняла значение этого жеста: «И точка!».
Ясно. Спорить смысла нет – все равно сделает, как сказал. Да я и не считала нужным препираться. Он прав: я многим рискую и делаю это не для получения диплома, а для его величества. Считает нужным оплачивать риск – пусть оплачивает. Это справедливо.
– Но, если помоете посуду, буду вам очень признателен.
Я усмехнулась. Понятно, цари не любят возиться с грязными тарелками.
– Помою-помою, мне не сложно, – я поднялась с насиженного места и начала переставлять чашки, блюдца и тарелки с приборами к раковине.
– Александрова, ваше имя как-то связано с…
– Нет, – перебила, не дослушав до конца. – К «Звездным войнам» не имеет никакого отношения.
– Почему никто не называет вас Элей? Не нравится такой вариант?
Я неопределенно повела плечом, намыливая губкой одну из тарелок.
«Эля» звучит симпатично. Хуже, чем «Лея», на мой вкус, зато «Элечка, Элька» куда лучше, чем «Леечка, Лейка». Я внутренне содрогнулась от своего поливочного прозвища.
– Буду называть вас Элей. Александрова – слишком официально.
– Да хоть горшком назовите, только в печку не ставьте, – бросила я. – И, Горан Владиславович, большая просьба…
– Слушаю.
– Перестаньте лезть мне в голову и читать мои мысли! – с раздражением сказала я, стукнув вымытым блюдцем о дно раковины. Блюдце уцелело. Жаль.
Судар поднялся и, подойдя ко мне, стал брать чистую посуду, вытирать насухо полотенцем и убирать на место.
– Эля…
Я вздрогнула, когда теплый хрипловатый голос произнес уменьшительный вариант имени. Звучало неплохо.
–…вы и сами в состоянии понять, когда я лезу к вам в голову, разве нет?
Я молчала, ожидая продолжения.
– Сколько раз за последние сутки вы чувствовали мое вмешательство?
– Один, – честно призналась я. – Когда велели собрать вещи и одеться.
– Вот именно. Не придумывайте то, чего нет, – терпеливо объяснял профессор. – У вас очень живая мимика. По ней легко читается ваше настроение, эмоции, а остальное легко додумать.
И добавил через паузу:
– Давайте присядем. Сейчас вы полностью пришли в себя. Расскажете о ваших злоключениях в подробностях.
И я рассказала, не упуская ни малейшей детали.
Государь слушал молча, внимательно, вникал в каждое слово, ни на что не отвлекаясь и не отрывая от меня взгляда. Перебил лишь один раз, ближе к концу повествования, когда я упомянула о наполнении линзы временем.
– То есть время вы добыли, но молчали до сих пор? – внезапно хлопнул он ладонью по столу.
Я уставилась на него ошалевшими глазами.
– Горан Владиславович, а сами вы как думаете? Зачем я тогда все круги ада прошла?
– Ну Александрова, ну вы даете! – в голосе слышалось неподдельное восхищение, которое исчезло так же быстро, как и возникло. На лице научрука мимолетная эмоция, долетевшая до моих ушей, не отразилась вовсе.
Однако мне хватило наглости прервать рассказ. Я наклонилась вперед, положила руки на стол, сцепив пальцы в замок, и вопросительно, с долей недоумения уставилась на черного мага, ожидая объяснений. Точнее, не ожидая, а надеясь на них. Рассчитывать, что Судар снизойдет до откровенного ответа студентке было наивно, но, как оказалось, небезнадежно.
– Ваш предшественник смог выполнить задание с третьей попытки, – с явным неудовольствием информировал Государь, тоном давая понять, что продолжение расспросов неуместно. Но меня это не остановило.
– Что стало с моим предшественником?
Клянусь, боялась услышать ответ, но мне он требовался, как воздух, как жажда уверенности в завтрашнем дне, как надежда на будущее. Я ощутила сладковатый металлический привкус во рту: щеку прикусила от напряжения, черт!
Взгляд Судара не сулил ничего хорошего. Как глупо думать, будто дьявол во плоти немного смягчился, обсуждая выбор языка в университете! Разговор не касался работы, а значит, не имело смысла воздвигать между нами стену, давить психологически, выстраивать отношения по схеме «начальник – подчиненная». Зато сейчас мне стало не по себе от холодной полуусмешки-полуулыбки, жесткий презрительный взгляд пригвоздил к креслу. Судар напомнил, где мое место, одной лишь мимикой, не прибегая ни к магии, ни даже к словам. Я поежилась. Неужели?.. тот, кто работал на профессора черной магии до меня, погиб? Почти наверняка.
Оттолкнувшись от стола, я откинулась на спинку кресла, беспомощно закрыв лицо ладонями. Не может быть. Хотя стоило ли ждать иного? Просидев так с минуту, встала и на плохо гнущихся ногах добрела до выделенной мне комнаты. Вернувшись, швырнула на обеденный стол полупустую «линзу». Если бы хватило смелости, сопроводила бы жест словом «подавитесь». Но немедленная смерть не входила в мои планы.
– Забирайте! И я пошла. Спасибо за гостеприимство.
– Стоять! – приказал Государь, когда я направилась к входной двери. – Не валяйте дурака, сядьте.
Не оборачиваясь, я капризно передернула плечами, что на языке тела означало «не сяду».
Хрипловатый голос стал леденяще, опасно тих:
– Мне подняться и силой усадить вас в кресло?
Конечно, Государь выполнит угрозу. Поэтому я, полностью опустошенная, бухнулась на прежнее место, бессмысленным взглядом уставившись на стену. Солнечные лучи перенесли на кафель узор тюля. Я могла думать только о том, что вижу: думать об остальном стало страшно.
– Вы не можете сейчас вернуться домой, – милостиво пояснил мой – как я уже поняла – палач.
Когда я стану не нужна, дам слабину или сделаю неверный шаг, от меня избавятся без сожалений и угрызений совести.
Я жива, пока хозяин не решит, что котенка пора утопить. Все, что остается, – постараться удержаться на плаву как можно дольше. Я грустно усмехнулась сравнению, пришедшему на ум.
– Почему? – бесцветно спросила я.