– Вот вы, молодой человек, хоть догадываетесь, что такое информационный повод, – прервав сетования, резко спросил он, будто мы находимся на выпускном экзамене, и сейчас решается моя судьба.

– Ну да, – вяло бросил я, припоминая что-то из Алениной болтовни про празднование Нового года на радиостанции, когда они там обсуждали, кто с кем спит.

– Очень хорошо! Так вот, – взвизгнул главный редактор, поверив, что насчет информационного повода я в курсе, – ничего такого и в помине у нас не было. Ни сенсации. Ни повода. С другой стороны, мы же не газетчики. И не всякая там глянцевая шушера. Мы решили поступить иначе, найти тему. Не мелкотемье, а тему! Посвятить ей номер. Выдать зигзаг, понимаете. Мы посчитали… я посчитал, что отныне журнал «Индюк» должен быть впереди всех. Мы подумали, что начнем потихоньку делать погоду, задавать тон. И это нам удалось. В смысле тема возникла и нашла нас сама. Я вообще глубоко убежден, что искать ничего не надо, ведь все, чего мы сильно хотим, находит нас само. – Прошептав эту мудрость, главный редактор прислушался к благоговейной тишине кабинета. Искоса присмотрелся, какой эффект его изречение произвело на меня. Решительно вмял очередной окурок в треугольную тарелочку с орнаментом из пляшущих индюшат и, неожиданно переключив режим, продолжил тоном радиоведущего, начитывающего детям сказку на ночь:

– Дело в том, что на юго-западном отшибе красавицы Европы, во втором часовом поясе, в междуречье Днестра и Прута лежит загадочный край, заколдованная страна Молдавия. Непостижимая уму и сердцу русского человека. А иноземца – тем более. Вроде бы все в этой стране изначально есть. Упрятано, вплетено, вложено в нее и теперь таится в ожидании обнаружения. И в то же время ничего в этой стране нет. Потому что все, что туда было упрятано, вплетено и вложено, как ни старались, никто не сумел найти. Те, кто бывал в Молдавии, уверяют, будто и время там застыло, призадумалось и упрямо ожидает чего-то. А все остальное и подавно там замерло: ветер, речные волны, рыбы в воде, птицы в полете. И люди, которые остались в заколдованной стране, а не разъехались по всему миру на поиски счастья, процветания и вечной молодости, пьют домашнее вино на своих кухнях. Высматривают кого-то. И ждут. Сами не понимая, чего.

В этот момент заместитель главного редактора, встревоженный пятидесятилетний поэт, окончательно потеряв терпение, трагически прорычал:

– Леш, это на три часа. Дай я расскажу!

– Нет, сегодня я буду краток! – глухо возразил главный редактор.

– Не будешь ты. Ну не будешь, я же знаю! – в отчаянии выкрикнул зам.

– Ну хорошо, расскажи! Ну расскажи. – Сдавшись, главный редактор откинулся в кресле и покорно прикрыл свой единственный глаз.

– В этой заколдованной стране, – репортерской скороговоркой продолжил пятидесятилетний поэт, – в маленьком городке живет студент по имени Леня, по фамилии Окунёв. Ничего не ожидает парень, но и сложа руки не сидит. Учится в университете. Ведет программу утренних новостей на единственном радио городка.

– И еще воскресную музыкальную передачу! – восторженно добавила тетушка, похожая на учительницу, не скрывая огромной симпатии к этому Лене Окунёву.

– Доволен в принципе человек жизнью, – сипел зам, – работает, учится, не вдаваясь в то, что вокруг простирается уму непостижимая заколдованная страна Молдавия. И вот, готовясь к очередной своей передаче, из сообщений информационных агентств неожиданно узнает Леня Окунёв, что получил от бездетного дяди, жившего в Австрии, наследство. Представляешь, прямо из Интернета нечаянно узнает! Про наследство, сумма которого приблизительно равна двухлетнему бюджету всей заколдованной страны. Сначала Леня Окунёв, естественно, онемел. Потом опешил. Некоторое время был он глухим. И слепым. Вскоре у него выросли крылья. И Леня Окунёв летал. Но дней десять назад, начав осознавать, что с ним произошло, догадался парень, что правительство заколдованной страны времени зря не теряло. Узнав об истории с наследством, администрация маленького городка очнулась от вечного ожидания и распорядилась взять жизнь студента Окунёва под строжайший надзор. За домом будущего миллионера установлено круглосуточное наблюдение. Телефоны прослушиваются. Визу ему не дают. Парня не выпускают даже из городка, боясь, что он уедет и не вернется, опасаясь упустить денежки, которые были бы очень кстати для заколдованной экономики. И журналистов к Лене Окунёву не допускают. Вот мы и решили направить в Молдавию нашего специального корреспондента. Он – здоровенный небритый мужик, похожий на дальнобойщика. А за журналиста его принять трудно. Мы были уверены, что он сумеет обвести вокруг пальца молдавские спецслужбы, встретится с Окунёвым и возьмет у него интервью. А потом напишет несколько заметок в специально задуманный по этому поводу молдавский номер. Но случилось непредвиденное. Корреспондент наш запил. Единственный человек, которому мы могли доверить ответственное и сложное задание, уж третьи сутки пребывает в бездонной расщелине между сном и явью. И скорее всего не очухается к выходным. А у нас теперь нет ни темы, ни гвоздя для следующего номера.

– Это у тебя нет ни темы, ни гвоздя, – пробормотал главный редактор, не открывая глаз, – а у меня есть и тема, и гвоздь. – Он глубокомысленно замолчал, выдерживая необходимую паузу. Пока главный редактор томил всех присутствующих, я, Митя Ниточкин, с грустью думал о Лене Окунёве из далекого молдавского городка. О студенте и радиоведущем, в жизни которого неожиданно произошло то самое, таинственное и заветное «вдруг», после которого быль навсегда прекращается и начинается сказка. Кто знает, может, на самом деле, это было так давно ожидаемое, причитающееся мне «вдруг». Но из-за цепи случайностей и неувязок унылой вселенной, центром которой я являюсь, мое долгожданное «вдруг» спутало адрес, влетело не в ту форточку, сбилось с пути. Возможно, так произошло из-за подростковых джинсов, которые высмеивала Алена. Или из-за того, что я пользуюсь дешевой туалетной водой. Из-за того, что у меня нет делового костюма и галстуков. Зато есть три кожаные куртки с плеча отца. Пока я раздумывал об ошибках, допущенных мирозданием, и о причинах вечных сбоев в своей бестолковой вселенной, главный редактор громко и торжественно объявил:

– Следующий номер журнала я намерен посвятить погоде. Погоде в Москве, которой, по своему глубочайшему убеждению, управляет известный городской сумасшедший, радиоманьяк и прохвост Василий Дыдылдин, многие годы упорно называющий себя колдуном погоды. А ты хоть раз слышал о нем? – обратился он к заму.

– Кто ж не слышал про Василь Василича! Про лесовичка! – взвизгнула тетушка.

– Я в середине 90-х работал на радио «Маяк», – перебил ее зам. – В те годы Дыдылдин ежедневно названивал в разные передачи, пугал практиканток, путал ведущих новостных программ. Представлялся то учительницей из Воронежа, то железнодорожником из Вологды, то водопроводчиком из Киева. Нагло врывался в эфир, шумел, грубил, говорил, что прогноз погоды, который мы даем, – неправильный. Угрожал, что будет оспаривать его через суд и привлечет радиостанцию к ответственности за вранье. Требовал бесплатные билеты в кино. Предсказывал дождь. Как мы его ни блокировали, хитростью врывался в прямой эфир, нес пургу. О нем всякие легенды ходили по радиостанциям Москвы. Например, однажды ведущая, рассердившись, обозвала хулигана чудищем лесным. А Дыдылдин ей в ответ что-то такое прошептал, что ведущая начала заикаться. Читает текст, а выходит какая-то галиматья. Даже к логопеду ее потом направляли, чтобы дикцию восстановить. А последние лет пять о нем ничего не слышно. Испарился Василь Василич. Сгинул лесовичок.