расхватали между собой пьяный десяток. Дозорное звено унеслось вперёд, а вторая полурота, ощетинившись штыками, в это самое время прикрывала отход всех сил.

– Бегом, бегом!

– Сиди смирно, бестолочь, не дёргайся тут, отбегал уже своё! – слышались хриплые голоса егерей переносивших на себе «раненых» и их ружья.

– Потап Савельевич, полные кувшины с собой захвати! – распорядился Лёшка. Интендант с удивлением посмотрел на командира, но, ничего не сказав, бросился выполнять приказ.

Десять раненых для роты было много, тащить их приходилось вчетвером, подручных средств под руками пока не было, и об удобстве их переноски можно было только мечтать. По нескольку раз уже уронили некоторых, а кому-то из непонятливых, похоже, прилетело уже знатно. И теперь бражники старались лежать как можно тише, вслушиваясь в ругательства своих боевых товарищей.

– Лежи тише, пятигузый! Не дёргай копытами, враз отшибу!

Выбиваясь из сил, сменная полурота достигла, наконец, лесных зарослей на окраине города.

– Третий, четвёртый плутонг готовит носилки из подручного, первый и второй в заслон! – скомандовал капитан. – Дозорных ко мне! Фёдор, и вы тоже давайте впрягайтесь, первое отделение, теперь на вас весь наш дозор! – Алексей оглядел копошащихся со срубленными жердинами солдат. – Всё! Кто не успел приготовить носилки, тот несёт раненых так же на себе, времени ждать нет, у нас вон конница на хвосте, бего-ом! – И рота опять понеслась в сторону озёр.

Алексей солдат не жалел, каждый должен был максимально прочувствовать всю остроту сегодняшнего момента и запомнить этот жестокий урок на всю жизнь.

Через час, миновав озёра и выбившись из сил, отдельная рота с «ранеными» достигла небольшой рощицы. На её опушке командир и остановил своих вымотанных солдат.

– Рота, в каре становись!

Как и положено в таких случаях, внутри ровного четырёхугольника поместили всех «раненых».

– Ружья на реме-ень! – скомандовал Егоров. – Кру-угом!

Больше сотни пар глаз разглядывали теперь сидящих перед ними на снегу. Как видно, было им теперь очень несладко. Хмель выветрился за время пробежки, мороз хорошо пробрал, и солдаты под светом луны выглядели жалко и уныло.

– Каптенармус, отдайте им их кувшины, – Лёшка кивнул на озирающихся вокруг штрафников. – Пионерам весь свой инвентарь передать им же! Встать!

Десяток «раненых» поднялся на ноги.

– Ладно, за те два вами выпитых егеря за вас уже рассчитались, пока вот сюда несли, – кивнул Лёшка на центр квадрата. – Сейчас вы тут разберётесь и выроете вот здесь же могилы. Три полных кувшина и к ним три могилы. И вы, и вся наша рота сейчас в них здесь похоронит всякую тягу к хмельному и никогда не позволит себе более такой дури. Приступайте, а мы будем все ждать. И поторапливайтесь, вашим товарищам, я думаю, не больно-то хорошо стоять тут на морозе. Приступайте!

Штрафники, озираясь по сторонам и вначале как-то неуверенно, начали разбирать кирки с лопатами и ковырять ими землю.

– Быстрее, быстрее, вошь пьяная! Чё мы из-за тебя морозиться должны?! Шевелись быстрее, колоброд! Чего ты по сторонам таращишься, охальник! А ну, копай шибче, бражник, хорошо гулять было, поработай вот теперь! – слышалось из стоящего вокруг работающих строя.

Пьяный десяток, вжимал головы в плечи и всё быстрее и быстрее вгрызался своим шанцевым инструментом в мёрзлую землю. С каждым ударом кирки и выковырянной лопатой глины им работалось легче. С потом ушла хмельная одурь и появились прежние цепкость и сноровка. Наконец «могилы» были готовы, в их глубину поместили кувшины, и капитан отдал команду:

– Зарывайте!

Через десяток минут внутри квадрата высилось три холмика из вывороченной земли и глины.

– Весь шанцевый инструмент роты вы отныне несёте на себе! – кивнул им Егоров. – Теперь вы своё оружие не скоро получите, и то если ещё повезёт. Десять нарядов вне очереди вам каждому, на хозяйственные работы. Если хоть пискнет кто, в пехотные полки вылетит тут же из егерей. Поглядим, стоит ли вас дальше у себя держать. Волчьи хвосты с картузов долой, погоны с плеч убрать! Долго мы вас ждать будем?!

Егеря роты с какой-то душевной болью и с внутренним содроганием, не отрываясь, пристально смотрели на то, как штрафники перед ними спарывают жёлтые погоны со своих плеч и срезают волчьи хвосты с зелёных егерских картузов. Сейчас спарывалось всё то, что так резко выделяло егерей особой, знаменитой роты волкодавов от всех прочих солдат армии и чем они все так гордились. Жестоко, обидно и страшно!

– Рота, в походную колонну становись! Дозорное звено, дистанция сто шагов. Первое отделение, в боковые и в тыловое охранение на пятьдесят шагов вокруг. Рота, бегом марш! – Строй с топотом сотен ног бросился в сторону предместий.

– …Перекличка закончилась, в строю все, ваше благородие! – доложился заместитель командира роты.

– После утренней пробежки, как обычно по распорядку, приборка, помывка и завтрак, – распорядился Егоров. – После него полчаса личного времени и построение для следования на учебный полигон. Третье отделение убывает туда сразу же после завтрака со своим инструментом. Для пригляда на сегодняшний день им в старшие назначается рядовой Афанасьев. Василий, штрафники сегодня на вашем, на подрывном будут работать, по тому плану, который фурьер Шмидт мне представил, – кивнул на главного оружейника Егоров. – Так что там, на месте, сразу всё оценивай, что в первую очередь вам нужно делать, а за что можно чуть позже взяться.

– В очередной раз спрашиваю рядовых третьего отделения, ни у кого не появилось желание перейти из нашей егерской роты в пехотный полк?

Алексей внимательно вглядывался в осунувшиеся лица провинившихся. Девятый день беспрерывно проводили они в изнурительных хозяйственных нарядах, вставая раньше, ложась позже всех и не имея вообще личного времени. Вымотались, похоже, штрафники изрядно, но ни одного слова жалобы за всё это время не слышали в роте от них. Подойдя вплотную к той черте, за которой они переставали быть элитой русской армии, особыми стрелками, «волкодавами», эти солдаты прочувствовали на себе, как им не хочется покидать ставший таким родным коллектив. Всего два наряда оставалось у них впереди, и, может быть, их благородие сжалится и всё ж таки даст шанс оправиться, стать такими же, как и все. А уж они не подведут, уж они теперь будут держаться за эту службу, и чувствовать снова себя людьми!

Всё это читалось на лицах третьего отделения.

– Ну-ну, значит, не хочется в мушкетёры, даже с лопатой в егерях лучше? – проворчал Егоров. – Ладно, требования к вам всё те же, трудитесь, как положено, отрабатываете провинность, увижу у кого из вас леность, сам тут же взашей выгоню. Вон сейчас новую партию в гарнизон Журжи набирают, старички знают, что там за служба.