Аппиус шел не торопясь, заложив руки за спину, будто совершал утреннюю прогулку. Оранус взглянул на Аппиуса — на его благородном лице не было ни тени страха. Они поравнялись с всадником, и Оранус решился посмотреть на него. Украшенный белыми перьями шлем-маска из железа с золотой насечкой полностью скрывал лицо, лишь в прорезях мрачно горели глаза. В его облике было что-то нечеловеческое, и Оранус стал смотреть на меч в ножнах, висевший на поясе короля. Он услышал голос Аппиуса:

— Твои воины храбро сражались, Коннавар.

Коннавар никак не отреагировал на похвалу, а когда заговорил, его голос, искаженный маской, звучал холодно и неестественно.

— У тебя только два выхода, Аппиус, — либо вы останетесь здесь и мы вас уничтожим, либо отступаете в Цению. Если ты дашь мне слово, что вы дойдете до моря, не останавливаясь, я позволю вам уйти беспрепятственно и прослежу, чтобы у вас была провизия.

— Вы вернете нам тело Валануса?

— Не думаю, чтобы его останки можно было опознать, даже при большом желании, — ответил король.

Оранус почувствовал, что его ноги дрожат и он сейчас упадет в обморок.

— Пусть будет так, как ты сказал, Коннавар, но в лагере есть тяжелораненые, мне понадобятся повозки.

— Ты их получишь, будь готов выступить через час.

— Нам понадобится чуть больше времени, чтобы похоронить те головы, которые… вы нам вернули.

— Тогда через два часа, — согласился Коннавар. Король развернул коня и поскакал обратно к кельтонской армии.

Оранус повернулся к генералу:

— Сэр, они точно перебьют нас, как только мы покинем лагерь.

— Очень может быть, хотя я так не думаю. Коннавар — хитрый стратег, но слово он держать умеет.

— Тогда зачем он отпускает нас?

Потому что он, хоть и выиграл битву, понес большие потери и сейчас, в случае штурма, они потеряют втрое больше людей, чем мы. Нас они, конечно, перебьют, но ничего от этого не выиграют, а так мы уйдем к морю, поджав хвосты. Каждый, кто выживет, будет рассказывать про Короля Демонов. Мы принесем легенду о нем в Город, и она распространится быстрее любой заразы, все участники будущих битв станут бояться Коннавара.

Путь к морю был очень долгим и мучительным. Большинство раненых его не пережили, и их хоронили прямо у дороги. Жители окрестных кельтонских деревень собирались смотреть, как побежденная армия Камня пробирается обратно к морю.

Это стало концом блестящей карьеры Орануса. Каждую ночь в течение целого года после битвы ему снились отрезанные головы, и острые клинки пронзали его тело.

Если бы не Аппиус, он бы погиб на Когденовом поле.

Оранус вздохнул.

«В той битве погибла моя душа», — с грустью думал он.

Бануин был все еще слаб, ныла сломанная рука, и болела голова. Но что физическая боль по сравнению с терзавшим его страхом! Раньше ему казалось, что он, привыкший к побоям, унижению и оскорблению, знает о страхе все. Но только сейчас юноша понял, все эти годы, проведенные среди ригантов, он не знал почти ничего. Раньше все его страхи приходили извне — он боялся Форвара и его дружков, но был абсолютно не готов к тому, что открылось ему сейчас.

Бануин всегда жил в согласии с собой, а теперь в душе будто открылась тайная дверца, через которую в любой момент можно упасть в бездну страха, откуда нет пути назад. Бездна манила его и сейчас, он будто стоял на краю обрыва и уже терял равновесие. Бануин вздрогнул и сел на постели, накрыв плечи одеялом. «Не нужно было лезть в воду, — подумал он, — это моя погибель».

Ворна всегда уверяла, что у него есть дар, который однажды проявится и он будет обладать необычными способностями. Бануин с нетерпением ждал этого дня, но способности все не появлялись, и он решил поговорить с братом Солтайсом, который возвращался с прогулки по холмам и зашел к ним выпить воды. Бануин подошел к колодцу, у которого тот умывался, обильно смачивая седеющую бороду и волосы. Высокий, широкоплечий и крупный, брат Солтайс больше походил на могучего воина, которым он и был раньше, чем на жреца, которым стал впоследствии.

Бануин спросил, когда же проявятся его способности. Брат Солтайс опустился на скамейку возле раскидистого дуба и жестом пригласил Бануина сесть рядом.

— А зачем тебе колдовская сила?

— А зачем вообще человеку сила, брат? — парировал Бануин.

— Думаешь, дар поможет тебе выделиться и завоевать уважение сверстников?

— Конечно. Должно быть, очень здорово уметь читать мысли людей и видеть будущее.

— Ты так считаешь? — спросил жрец.

— Я буду знать, кто строит против меня козни.

— Ясно, значит, ты думаешь, что этот дар будет во благо лишь тебе.

— О нет, брат! Я бы использовал его для благих целей.

— Люди бы были тебе благодарны и без остановки пели бы тебе хвалу. Ты бы мог стать великим и уважаемым.

— Да, а что в этом плохого?

Брат Солтайс пожал плечами:

— Я стараюсь не разделять хорошее и плохое. В жизни случается всякое. То, что хорошо для одного человека, может быть плохо для другого. Колдовская сила, которую ты так желаешь обрести, — это дар Истока. Любой такой дар подобен семени: либо оно падает на благодатную почву и прорастает, либо падает на камень и погибает. Ты благодатная почва или голый камень, Бануин?

— Откуда мне знать?

Жрец засмеялся:

— Об этом можно судить по твоим поступкам, по тому, как ты распоряжаешься собственной жизнью.

Он поднялся, похлопал Бануина по плечу и ушел.

Сейчас, год спустя, Бануин знал ответ — он был голым камнем. Он вспомнил, что сказал ему Бэйн перед тем, как они спасли Лию с отцом: «Ты правда не понимаешь? Ты всю жизнь жалуешься, что никто тебя не любит, а ты хоть раз в жизни сам кому-нибудь помог? В прошлом году, когда загорелся сарай Ниана и все побежали тушить, где был ты? Дома. А когда мы вернулись в Три Ручья, перемазанные копотью и сажей, ты вышел навстречу, чистый и довольный. Все равно что открыто заявить: „Мне плевать на вас и ваши проблемы“. Когда-нибудь ты поймешь, что ты стал таким, какой есть, потому что хотел этого, и родители тут ни при чем».

В этом-то и было все дело. Когда он бросился в реку, чтобы спасти Лию и Аппиуса, он рисковал жизнью ради других. Это был самоотверженный поступок, который открыл в душе Бануина тайную дверцу. Как он сейчас жалел, что не остался тогда на берегу, ведь обретенный дар вовсе не был чудесным. Он был испуган и внутренним взором видел лишь насилие и смерть.

А потом он увидел лицо, холодное и бесстрастное, с не знающими жалости глазами. Это был высокий широкоплечий мужчина в серебристо-черных доспехах, и с его сверкающего меча капала кровь. Никто не мог противостоять, ему, ведь он был величайшим убийцей, безжалостным и быстрым. Бануин видел, как его приветствует толпа, слышал, как его имя скандируют тысячи людей. Затем этот человек с двумя помощниками в таких же доспехах взошел на корабль и долго вглядывался в серые волны.