6 июня 1932 года Сталин и Молотов заявили, что никаких изменений ни в сроках поставок зерна, ни в его количестве быть не может. Через полторы недели, 17 июня, политбюро Украины, возглавляемое Власом Чубарем и Станиславом Косиором, умоляло Москву оказать республике срочную помощь. Свою просьбу украинские руководители оправдывали тем, что во многих областях возникло чрезвычайное положение. Сталин отказал в помощи. Он обвинил Чубаря и Косиора в разжигании паники и заявил, что они действуют заодно с врагами и вредителями. Возникновение голода Сталин считал враждебным актом против ЦК партии.

Когда один из руководителей Украины смело начал рассказывать на заседании политбюро, что в республике царит голод, вождь прервал докладчика. «Нам говорили, товарищ Терехов, – язвительно сказал он, – что вы хороший оратор, но теперь мы видим, что вы еще и хороший сочинитель. Вы придумали такую страшную сказку о голоде на Украине! Не иначе как надеялись напугать нас. Нет, не получится! Мне кажется, что вам было бы лучше оставить пост секретаря ЦК компартии Украины и вступить в Союз писателей. Вы будете придумывать факты, а дураки будут их взахлеб читать».

К Микояну пришел чиновник с Украины. «Товарищ Сталин или кто-нибудь из членов политбюро знает, что происходит на Украине? – спросил он. – Если нет, то я могу вам рассказать, чтобы вы имели хоть какое-то представление. Недавно в Киев пришел поезд. Он был загружен трупами людей, умерших от голода. Поезд собирал мертвые тела от самой Полтавы».

Конечно, партийные руководители в Москве и на Украине прекрасно знали, что происходит. Их письма показывают, что они видели все ужасы из окон своих роскошных поездов. Семен Буденный писал Сталину из Сочи: «Я смотрел в окно поезда и видел усталых людей в старой рваной одежде, наши лошади одни кожа да кости…»

Черный список голода, которого бы удалось избежать, если бы не все деньги пошли на строительство печей для литья чугуна и тракторов, состоит из четырех-пяти, а возможно, и даже десяти миллионов человек. По своим масштабам эта трагедия не имеет себе равных в истории человечества. Сравниться с ней могут разве что ужасы, которые творили нацисты и маоисты.

Казалось бы, кровавая резня и страшный голод должны были подорвать силы партии, но ее члены даже не поморщились.

Как написал один ветеран-партиец, большевиком считается не тот человек, который просто верит в марксизм. Большевик – это тот, «кто обладает безграничной верой в партию независимо от каких бы то ни было обстоятельств; тот, кто способен приспосабливать свою мораль и совесть по приказу партии и без малейших колебаний все время верить в правоту партии даже тогда, когда она все время не права». Сталин не преувеличивал, когда хвастливо заявлял: «Мы, большевики, – люди особой закваски».

* * *

Надежда Аллилуева была простым человеком, в ней не было особой закваски. Царивший в стране голод усиливал и царившее в семейной жизни Сталина напряжение. Во время поездки к своему дяде Реденсу, шефу ГПУ в Харькове, маленькая Кира Аллилуева открыла занавески, закрывающие окна специального поезда, и очень удивилась, увидев едва стоявших от голода на ногах людей с раздувшимися животами, которые выпрашивали еду у пассажиров проходивших мимо поездов. Кира поделилась дорожными впечатлениями с матерью, а Женя Аллилуева бесстрашно рассказала об этом Сталину.

«Не обращай внимания, – отмахнулся Иосиф Виссарионович от родственницы. – Она еще совсем ребенок, поэтому и придумывает разные небылицы». Последний год семейной жизни Сталина выдался сложным и противоречивым. В его отношениях с женой были как счастливые минуты, так и горячие ссоры.

Совмещать обязанности хозяйки, матери и студентки Наде было очень тяжело. Нервы Сталина были напряжены, как натянутая струна. Он ревновал жену. Вождю казалось, что старые друзья, Авель Енукидзе и Николай Бухарин, подрывают его авторитет у Нади и стараются украсть ее. Дома Сталин себя вел по-разному: то как постоянно отсутствующий хозяин семейства, тиран, то как нежный и любящий муж.

У Нади Аллилуевой все чаще происходили истерики. Она становилась, как говорил Молотов, «неуравновешенной». Дочь Серго Орджоникидзе, Этери, имевшая много причин ненавидеть Сталина, объясняет: «Сталин обращался с ней плохо, но она, как все Аллилуевы, была очень неуравновешенной». Надя, казалось, отдалялась не только от своих детей, но и от остального мира. Сталин как-то признался Хрущеву, что, спасаясь от ее истерик, нередко запирался в ванной комнате, а она колотила в дверь и кричала: «Ты невозможный человек! С тобой нельзя жить!»

Конечно, Сталин, который боится разъяренной жены и прячется от нее в ванной, не очень вяжется с образом железного вождя, который укоренился в истории. Те месяцы были, возможно, самыми трудными в его жизни. Он был в панике, понимая, что его власть висит на волоске, что его вселенская миссия в опасности. Хотелось бы расслабиться дома и найти там поддержку у верной и любящей жены, но… дома его ждали непонятные ему истерики Нади. Она рассказывала подругам, что теряет интерес к жизни, что ей все надоело.

Первая леди советского государства была, несомненно, больна. Для того чтобы взбодриться, доктора посоветовали принимать кофеин. После смерти жены Сталин во всех бедах обвинил кофеин. Он был прав. Вместо того чтобы помочь, кофеин должен был довести ее отчаяние до пределов, когда с ним уже невозможно бороться.

* * *

Сталин понимал, что огромные украинские степи выходят из-под контроля, и сам впадал в истерику. «Мне кажется, что в некоторых районах Украины советской власти уже нет, – писал он Косиору, члену политбюро и руководителю республики. – Это правда? Неужели положение в украинских деревнях настолько тяжело? Чем занимается ГПУ? Может, вам следует лично заняться этой проблемой и принять необходимые меры?»

Партийные руководители снова разъехались по стране собирать зерно. В этот раз экспедиции войск ОГПУ и вооруженных револьверами большевиков носили еще более жестокий характер. Молотов отправился на Урал, Нижнюю Волгу и в Сибирь. Однажды его машина попала в кювет и перевернулась. И хотя никто не пострадал, Вячеслав Михайлович утверждал, что его пытались убить коварные враги.

Вождь улавливал сомнения и неуверенность региональных руководителей. Как никогда остро он понимал, что сейчас особенно нужны еще более кровожадные помощники, еще более слепые в своей преданности. Такие, как Лаврентий Берия, которому он поручил править Кавказом.

Против Берии ополчились все грузинское руководство. Объединенными усилиями им удалось отправить молодого чекиста в провинцию, но его вновь спасли. На этот раз сам Сталин. Вождь кратко, но доходчиво объяснил преимущества своего нового протеже: «Лаврентий Павлович Берия решает проблемы в то время, как бюро только перекладывает бумаги с места на место!»

Не обращая внимания на возражения старых большевиков, Сталин назначил Берию первым секретарем компартии Грузии и вторым секретарем Закавказского бюро. Так на сцене появилось новое действующее лицо – Лаврентий Берия.

* * *

В это время американец Фред Бил бродил по обезлюдевшим украинским деревням и читал нацарапанные на стенах изб предсмертные послания, от которых в жилах стыла кровь. «Да благословит Бог тех, кто войдет в этот дом. Пусть они никогда не страдают так, как страдали мы», – написал перед смертью один несчастный. «Сын мой, мы не смогли дождаться, – читал он в другой избе. – Пусть будет с тобой Бог».