– Дейн еще учился в Итоне, когда там появился Берти, – объяснил Дориан. – Каждую неделю Берги то падал с лестницы, то спотыкался обо что-то или каким-то иным образом вставал поперек дороги его светлости. В первый раз я, к счастью, был рядом и увел Берти, прежде чем Дейн применил силу. После этого, когда твой кузен ненароком оказывался в обществе Дейна, тот всегда звал меня: «Камойз, он снова здесь. Пусть он уйдет». И я уводил Берти.

– Я словно вижу, как вы разговариваете с Дейном. – Гвендолин погладила мужа по рукаву. – Опять твоя чрезмерная заботливость.

– Скорее инстинкт самосохранения, – возразил Дориан. – Мне было всего двенадцать, а шестнадцатилетний выглядел огромной башней и мог проломить мне голову одним движением руки. Но я восхищался им и отдал бы все на свете, лишь бы мне так везло, как ему.

– И я тоже, – засмеялась Гвендолин. – Ясно, почему Джессика так увлеклась им. Или почему это так ее раздражает.

– Мне кажется, вы охотно поболтаете друг с другом, пока мы с Дейном займемся делами.

– Несомненно. – Гвендолин вернула ему письмо. – Я рада, что ты подумал о Дейне, когда решил посоветоваться со знающим человеком. Это лучший выбор, чем Абонвиль. Герцог – иностранец и принадлежит к другому поколению.

– Я знал, что ты недолюбливаешь его светлость.

– Он хороший человек, но иногда слишком опекает других.

Дориану не хотелось расстраивать жену, но, с другой стороны, нельзя все время избегать разговоров о будущем.

– Значит, ты не станешь возражать, если вместо него я назначу своим опекуном Дейна? – тихо спросил он.

– Если у меня возникнут затруднения, а ты не сможешь мне помочь, я буду рада обратиться к нему, – спокойно ответила она.

Дориан знал, чего стоит ей это спокойствие, и все же они не могут притворяться, что впереди у них вечность.

Он наклонился и нежно поцеловал ее.

– Я того же мнения, – усмехнулся он. – Если уж выбирать союзника, то лучшего.

Они ехали в Аткурт на два дня, а остались там на целую неделю.

Дейн оказался знающим и очень упрямым человеком, поэтому они с Дорианом тут же завели бесконечные споры, как братья или старые друзья. Они состязались в беге вокруг парка, фехтовали, тренировались в стрельбе. Хозяин решил обучить гостя тонкостям кулачного боя, и все утро мужчины тузили друг друга в углу конюшни под одобрительные возгласы своих жен.

В Аткурте жил также внебрачный сын Дейна, восьмилетний озорник, которого отец с гордостью именовал дьявольским отродьем.

Маленький Доменик поначалу стеснялся Дориана, но через два дня пригласил графа Ронсли в свой дом на дереве, а это была особая честь, поскольку до Сих пор лишь обожаемый папа знал его тайну.

Дориан вернулся из Аткурта с ободранными коленями и локтями, с обещанием Дейна присматривать за делами Гвендолин после… и с желанием завести ребенка.

Но он запретил себе мечтать о ребенке, которого никогда не увидит, и направил свою энергию на претворение в жизнь мечты Гвендолин о больнице.

Дейн согласился с ним, что женщине, притом молодой, не слишком помогут даже титул и богатство. Она столкнется с десятками мужчин, из которых лишь единицы придерживаются современных взглядов на способности женщин.

– Вести дела с мужчинами буду я, – сказал Дейн, – но мне нужны точные указания. Я ничего не смыслю в больницах, даже самых обычных, а твоя жена, по-моему, собралась делать нечто особенное.

– Боюсь, ничего определенного она пока не скажет, – ответил Дориан. – Просто я заметил у нее эмоциональное напряжение и решил немедленно приступить к строительству, чтобы отвлечь ее. Мое непосредственное участие заставит всех отнестись к делу более серьезно. Если граф Ронсли предпочтет здание, например, в форме шестиугольника, другие вряд ли будут настаивать на квадрате или затеют спор, утверждая, что, по мнению специалистов, нужно обязательно строить восьмиугольник. Все скажут:

«Да, милорд, именно шестиугольник», – и запишут каждое мое слово с величайшим почтением, будто оно сошло с уст Господних.

Дейн хихикнул, но что-то в его темных глазах заставило Дориана насторожиться.

– Я излишне самоуверен? – спросил он. – Если ты сомневаешься в моих способностях, мне бы хотелось…

– Почему, черт возьми, ты не острижешь волосы?

Прическа вряд ли подорвет ей доверие к тебе, в конце концов ты же Камойз, а за длинными волосами трудно ухаживать. У тебя и без того хватит забот со строительством.

– Так нравится моей жене, – улыбнулся Дориан.

– А ты, бедняга, влюблен. – Дейн бросил на него сочувственный взгляд и засмеялся. – По-моему, сейчас ты даже более разумен, чем прежде. Воспользуйся этим.

Именно так Дориан и собирался поступить.

После возвращения домой он сказал жене о своем намерении строить больницу. Гвендолин нашла его идею превосходной и, казалось, обрадовалась, но Дориан не мог избавиться от ощущения, что ее голова занята другим.

Его проклятой болезнью. Он хотел отчитать жену, однако подавил свое желание и занялся с ней любовью.

На следующее утро они сидели в библиотеке, обсуждая детали. Гвендолин с энтузиазмом высказывала свои идеи, набросала собственный план больницы, описала назначение помещений. И все же Дориан чувствовал, что ее мысли заняты не только этим.

Следующие дни Гвендолин охотно работала с мужем, превращая свои мечты в реальность, но ее отстраненность не исчезла.

Дориан ни о чем не спрашивал. Ранее он узнал от жены, что можно комбинировать виды лечения, чтобы справиться с разными симптомами болезни. От головной боли, например, помогают лауданум и рвотный корень: первый облегчает боль, второй уменьшает тошноту, стимулируя рвоту.

По этому же способу он подобрал лечение и для жены.

Одно из «лекарств» прибыло спустя неделю после их возвращения из Аткурта.

Пока Гвендолин обсуждала с кухаркой меню на следующий день, Дориан положил в ее кабинете пакет и уехал, чтобы приготовить другую часть рецепта.

Гвендолин стояла на пороге кабинета, беспомощно глядя на Хоскинса.

– Он уехал в Оукгемптон, – терпеливо повторил слуга. – У него там встреча. Что-то связанное с больницей.

– Ах да, с мистером Доббном. Он говорил за завтраком. Как глупо с моей стороны забыть об этом. Наверное, я стала очень рассеянной. Спасибо, Хоскинс.

Отвернувшись, Гвендолин смотрела на толстый конверт, лежавший на столе и ждала, пока затихнут шаги Хоскинса.

Потом она захлопнула дверь, подошла к столу и дрожащими руками снова взяла письмо доктора Борсона. Это был ответ на запрос Дориана. Оказывается, муж написал ему две недели назад.