которые отвергают саму идею нормального построения семьи? Или же дела обстоят еще хуже и Магдалина — революционерка? Те тоже живут согласно своим законом. Гадость, конечно, но подобной женщине многое прощается.

Аполлон Бенедиктович еле дождался окончания обеда. Поднимать за столом тему смерти князя Камушевского представлялось верхом неприличия и бездушности, да и говорить лучше бы с глазу на глаз. Вот закончится обед, тогда и можно будет побеседовать с хозяйкой дома. Но вышло иначе, после обеда пани Наталья пригласила гостей пройти в салон, и уже там совершенно спокойно заявила, что Аполлон Бенедиктович прибыл специально для того, чтобы расследовать гибель Олега. Нельзя сказать, что сие заявление стало сенсацией для присутствующих: слухи по округе распространялись быстро и о приезде следователя знали практически все, вплоть до кухарок и конюхов.

— Бедный Олег. — Элиза промокнула кружевным платочком уголки глаз, надо полагать, сей жест демонстрировал огромную скорбь и душевное потрясение.

— Он был таким милым!

Любопытно, если судить по имеющейся у Палевича информации, к покойному характеристика, данная невестой, не подходила совершенно. Милым князя не назвал бы даже друг. Сильным, мужественным, уверенным, нахрапистым, нахальным, обаятельным, галантным, если уж на то пошло, ну никак не милым.

— И давно вы обручились? — Поинтересовался Аполлон Бенедиктович.

— Очень. — Элиза скромно потупилась. — Наши родители желали породниться.

Так, значит, вот в чем дело, Элиза была невестой Камушевского, но тот не слишком-то любил суженую: родительская воля — не самое лучшее основание для брака.

— И когда же планировалась свадьба?

— Осенью. — В беседу влезла Наталья. — Олег планировал сыграть свадьбу осенью.

— Примите мои соболезнования!

Элиза, зардевшись от смущения, кивнула.

— Пани Наталья, не припомните, кто подсказал вашему брату идею с охотой?

— Нет.

— Я. — Николаю удалось-таки дорваться до выпивки. От него за версту разило спиртным, а расслабленно-пренебрежительные жесты свидетельствовали, что Камушевский достиг той блаженной стадии опьянения, когда море по колено. Сейчас он не боялся никого и ничего. — Я подсказал. Мы вот тут и сидели, я в этом кресле, а он там, где вы сейчас. Разговор зашел о дочке лесника, ее эта тварь почти сожрала, знаете? Нет? Я смотреть ездил! Тело разорвано на клочки, кишки из живота вывалились…

— Ах. — Бледня Элиза находилась на грани обморока.

— Николя, прекрати немедленно! — Наталья нахмурилась. Странно, но сей жест возымел действие. Николай, скрестив руки на груди, поклонился.

— Приношу свои извинения пред дамами за столь нелицеприятные подробности. Я всего лишь хочу помочь следствию. Тело девушки было в ужасном состоянии…

— Пожалуйста, — взмолилась Элиза.

— Мы с братом ездили в город, а потом, уже вечером того же дня, он сказал, что следует что-то предпринять, пока не поздно, пока снова никто не погиб. Я предлагал облаву устроить, охотников нанять или, на худой конец, положить денег, скажем, за каждого убитого волка — три рубля. А он… Олег упрямый был и в оборотня верил свято! Он ответил, что облаву есть смысл устраивать, когда оборотня не станет, иначе бесполезно, вместо убитых волков новые объявятся. Я тогда сдуру возьми да ляпни, что, дескать, тогда пора уже на оборотня охоту устроить. И Олег за идею обеими руками ухватился. Он даже пули серебряные достал где-то. Он бесшабашный был, на медведя с одной рогатиной вышел, что ему какой-то оборотень! А получилось, что он погиб. Я его убил, понимаете, я! — Николай засмеялся. — Я живой, а он нет! Он меня за слабость всегда укорял, а получилась так, что он — сильный, умер, а я живой, живой я!

— Николя!

— Я живой, понимаете?!

— Николай. — Магдалена схватила Камушевского за руку. — Николай, вам следует отдохнуть.

— Да?

— Конечно, вы устали, вы столько пережили. Пойдемте. — Мягкий голос обволакивал, уговаривал, обещал, и Николай, поддавшись уговорам, послушно побрел за Магдаленой. Куда? Неужто и вправду угомонится?

— Он ужасен! — Элиза, упав в кресло, принялась обмахиваться руками. — Невозможно!

— Николай впечатлителен.

— Но поведение…

— Его можно извинить. — Наталья настояла на своем.

— Конечно, конечно. Он… Он действительно пережил такой ужас. — Элиза бросила на хозяйку дома быстрый испуганный взгляд.

— Мужчине следует держать себя в руках, — фыркнул Юзеф. — Олег в жизни не позволил бы себе подобной выходки и, если бы был здесь…

— Если бы Олег был здесь, — нервно улыбнулась Наталья, — вряд ли бы за обедом присутствовал ты. И вообще…

Юзеф насупился, его задело столь откровенное напоминание о былых разногласиях. Впрочем, Палевич был склонен думать, что пан Охимчик сам не отличался храбростью. Не полез же он спорить с Николаем, предоставил дамам самим разбираться с буяном, значит, трусоват. А трусов Аполлон Бенедиктович на дух не переносил.

— Пани Наталия, понимаю, что просьба моя дерзка, но хотелось бы задать вам несколько вопросов наедине.

— Вы не имеете права допрашивать ее! — Взвился Охимчик. — Я жаловаться буду на полицейский произвол!

Палевич не сомневался: типы, подобные пану Юзефу, обожают жаловаться. Однако госпожа Камушевская отмахнулась от заступника, Охимчику только и оставалось, что сверкать глазами да нервно закручивать пальцами кончики гусарских усов.

Тимур

День был испорчен. Ника-Ника-Доминика умудрилась пройтись по всем больным мозолям сразу. Ну почему она не встретила какого-нибудь хорошего парня, вышла бы замуж, детей нарожала а там, глядишь, и образумилась бы. Так нет же, с упором маньяка дожидалась окончания его срока, чтобы теперь выматывать ему нервы.

— Ну, и зачем ты ее пустил? — Вяло поинтересовалась Салаватов. — Теперь точно неприятностей не оберешься.

— Помолчи уже.

— Молчу уже, — передразнило оно, послушно затыкаясь. А вопрос-то остался, причем не один, а целая плеяда вопросов, созвездие. Зачем Ника пришла? Какого лешего напросилась пожить? Очередной хитроумный план, очередная ловушка? Не похоже. И откуда она про укол узнала.

Да, Ларе он остался должен, не за убийство — тут он чист, аки слеза младенца — а за тот укол, который он собственными руками сделал. И за слабость свою, за то, что не сумел настоять, не сумел вытащить ее из наркотического дерьма.

Проклятье! Но откуда Доминика узнала? Лара о своем увлечении не распространялась, а сестру вообще старалась подальше оберегать от потрясений. Ника не знает о наркотиках…

— Не знала. — Поправила Сущность. — Следствие было…

Было следствие, на котором и наркотики всплыли, и еще кое-что, вспоминать о чем было больно и противно. Тогда он клялся, что не знал, а ему не верили, это ведь такой удобный мотив. Великолепное дополнение к показаниям свидетельницы. К Никиным показаниям.

Странным образом этот самый мотив, которого на самом-то деле не было, послужил смягчающим обстоятельством. Салаватову сочувствовали, бывает и такое, когда убийца не вызывает ничего, кроме жалости.

Это было хуже всего жалость и презрение, так и читалось в