Всё это походило на фантасмагорию. И в какой-то момент Семёну почудилось, что он, действительно, на балу у короля Людовика XV. Эта дамочка вольно или невольно задала тон всему празднику. Мужчины превратились в галантных кавалеров, дамы закокетничали, и по салону шелестело лёгкое воркование светских бесед.

– Однако, – произнёс Семён и скрестил на груди руки. Он уже не испытывал к Неизвестной неприязнь, она его заинтриговала (впрочем, не его одного), и рядом с любопытством возникло ещё одно непонятное и немного пугающее чувство. Оно ему совсем не нравилось. Его беспокоило, что из стороннего наблюдателя он превращается в одно из действующих лиц маскарада. А, как автор многочисленных исторических романов, он привык быть хозяином положения.

«Маркиза» облаком опустилась на диван, глазами обвела присутствующих в зале и, как ни в чём не бывало, приподняла свои шелестящие юбки. Элегантно выставив маленькую ножку, неторопливо поправила подвязку на чулке.

Семён следил за её манипуляциями, лёгкая ухмылка появилась на его губах:

– Да, повадки Маркизы, девочка, ты хорошо изучила, – пробормотал он.

Как у человека любящего историю, у него появился профессиональный интерес к такой инсценировке. Своими действиями, думается хорошо продуманными, она произвела лёгкий шок среди женщин (хотя тут было достаточно ножек, откровенно выставленных на показ) и фурор среди мужчин. Десятки взглядов скользили по её хрупкой фигуре и следили за движениями её пальцев. Но эффект, видимо, был рассчитан на одного, только ей известного, зрителя.

Краем глаза Семён ещё следил за «феей», но мысли постепенно увлекали его из этого зала и от этого карнавала.

– Нет, я не согласна, – кипятилась Марина, – любая женщина всегда и во все времена хотела быть единственной. И национальность, вероисповедание здесь ни при чём. А все эти гаремы и многожёнство – это развлечение для мужиков. Ах, как хорошо, когда тебя столько тёток обхаживает!

– Это не только развлечение, – возразил Семён, – это ещё и огромная ответственность. За жён, за детей, за свой род. И жёны, старые и молодые, всегда будут ЗА мужем, в тепле, в добре и уважении.

– Думаешь, женщине нужно только корыто для существования? Интриг, зависти и злости в этих заведениях, думаю, даже побольше, чем среди «обычных» женщин, потому что им приходится делить одного мужчину.

– А что, лучше как у нас, что ли? Женщина рожает, теряет привлекательность, стареет и её выбрасывают на помойку. Сколько у нас брошенных одиноких женщин? А так она остаётся старшей Ханум, уважаемой дамой и командует молодыми.

– Велика радость знать, что твой муж развлекается с молоденькими! – блестела глазами Марина.

– Да ей, может, и самой никакой секс уже не нужен. Зато её дети обеспечены и у них есть будущее. ЭТО для неё становится главным. Да и физиология у нас разная. Мужик ещё и в семьдесят лет может ребёнка зачать, а женщина нет. Появление молодых жён только способствует увеличению рода. Так что мужика пусть развлекают молодые.

– Вот-вот. Молоденьким девушкам приходится жить со стариком. И никто не спрашивает об их чувствах.

– Нет, лучше молоденьким на панель идти.

– Ты передёргиваешь.

– Я знаю одно, что их население растёт, а европейское уменьшается. Не спасают даже многочисленные иммигранты.

– Мы говорим об индивидуальности, – упрямилась Марина. – В такой паре женщина получается каким-то придатком к мужу. Ни права голоса, ни собственных эмоций. Рабыня!

– Я ещё раз повторяю, что для женщины главное – это её дети и уверенность в их будущем. А самостоятельных женщин уже столько, что плюнуть некуда. Да и сами порой они не знают, что с этой своей свободой делать.

– А ты оказывается домострой! Можно подумать, на мужиках мир держится! – надулась Марина.

– Я разве об этом говорю? Я говорю, что их нация в следующем столетии будет доминировать, а европейская будет исчезающим видом. Потому, что азиаты и кавказцы живут кланами. Это мощь и сила всего рода. Они чтят своих предков, своих стариков. У них нет ни одного детского дома, нет беспризорных, потому что дети воспитываются и поднимаются на ноги всем родом. А у нас что? Сколько брошенных детей, оставленных этими самыми свободными гражданками? А? Сколько нищих стариков, оставленных здравствующими детьми на самовыживание? Эта система лучше?

– Ну, не знаю… – промямлила Марина.

– А я знаю! Что мужик во все времена был добытчиком и защитником, а женщина хранила очаг и заботилась о детях.

– А что женские «мозги» совсем не нужны в этом обществе? Разве мало женщин-учёных, женщин-президентов, наконец?

– Кто сказал, что восточные женщины не образованы? Они так же учатся в престижных вузах, если имеют на то талант и желание. И это правильно, она сможет развивать своих детей в духе времени. Никто не говорит о пещерном существовании. А женщины-учёные и президенты – это скорее исключение из правил. Как и во всём бывают исключения. Но это не массовое явление. А равноправие европейских женщин постепенно превращается во вседозволенность, в распущенность, наконец. Из-за того, что количество «амазонок» стало зашкаливать, количество «голубых» мужчин растёт им прямо пропорционально.

– Чтобы появились «исключения» как раз и нужно массовое образование.

– Природа очень гармонична. И если она создала две разные особи, то каждая должна выполнять свою функцию и не претендовать на место другой. Иначе начнётся хаос.

– Но один мужчина и несколько женщин – это тоже не гармонично, – не сдавалась Марина.

– Это, во всяком случае, более естественно. Потому что из-за многих факторов – войны, болезни, пьянство – женщин в мире гораздо больше, чем мужиков.

– Ах, как вам повезло! – съязвила Марина.

Семён безнадёжно махнул рукой.

Он так задумался, что на какое-то время выпал из реальности. Необъяснимое беспокойство снова поселилось у него в груди. Хотелось встать и уйти, чтобы как-то от него защититься. Он звериной интуицией почуял опасность, но никаких объяснений этому не находил. Странное предчувствие сковало его мышцы, оно страшило и влекло одновременно.

Вдруг, как будто раскалённый металл коснулся его кожи. Он дёрнулся, напряг мускулы и оглядел зал холодным и цепким взглядом. Что это было?

И тут его глаза наткнулись на источник «огня». Два глаза, как два сверкающих черных бриллианта, смотрели на него не мигая сквозь бархатные прорези, и, казалось, обладали магнетической энергией. Два невидимых луча пронзили его сознание, и не было никаких сил освободиться от их действия. Эта странная женщина заполняла собой всё пространство огромного зала. Её аромат насытил воздух густой, томящей сердце, амброзией. Семён чувствовал себя мухой, попавшей в самую сердцевину паутины.

«Вот так, наверное, чувствует себя кролик перед удавом», – пронеслась глупая мысль, и он усилием воли попытался вырваться из этих пут. Но где там! Чем больше его душа барахталась, тем сильнее запутывалась в этих сетях.