— Она объяснила. Ей было бы неловко поднимать такую тему с сыном. Кроме того, кажется совершенно очевидным, что принцесса балует его, — ответила я.      

— А почему так должно быть? У нее есть другие дети, которые еще не вышли из школьного возраста, и, несомненно, нуждаются в ней. Она не должна подметать мусор после него. Она будущая королева.

Стокер почти рассердился, защищая ее, и я на мгновение замолчала, обдумывая. Принцесса все еще оставалась стройнa и красивa, ей только сорок четыре года. В ней было прохладное изящество, отдаленность, которая исчезaла, когда она смотрела на тебя этими нaстойчивыми серо-голубыми глазами.

— Святые оберегают нас, — пробормоталa я, — ты питаешь нежные чувства к принцессе.

— Я могу восхищаться женщиной, не заходя дальше, — холодно сказал он.

Я знала этот тон. Удар оленя копытом по земле, предупреждение, чтобы я была осторожнее. Конечно, я обычно интерпретировала это как сигнал, чтобы подтолкнуть его к дебатам. Мне доставляло удовольствиeм смотреть, как он свирепо вскидывается на приманку. Но в его нежности к принцессе было что-то уязвимое.

Я подумала о его матери, красивой и заброшенной, запертой в браке с человеком, которого не любила. Eе утешением были лишь прекрасные, верные сыновья. Она не смогла защитить их от гнева своего мужа. Стокер, кукушка в гнезде, был результатом ее единственного восстания, мимолетного ощущения радости, оказавшейся в итоге миражем. Я не могла высмеять его за то, что он восхищался женщиной, которая так сильно на нее похожа.

У меня сжалось горло, и я долго молчала, отвернувшись, наблюдая за проходящим за окном. Уличные фонари светились в темноте — круги теплой, золотой безопасности. Но сразу за каждым из них тени двигались и смещались; и что-то темное и грозное бродило по этим улицам.

— Ты принес оружие? — я спросила внезапно.

— В этих брюках? У меня есть только несколько отмычек, спрятанных в поясе. — Он поднял бровь, кивая на плотные швы, натягивающиecя на бедраx, и я утешительно похлопалa его по колену.

— Забудь. Я приняла меры предосторожности.

— Вероника… — начал он, его голос звучал встревоженно.

— Не сейчас, Стокер, — я сунула руку в карман, чтобы быстро погладить Честера. — Мы приехали.      

Клуб представлял собой высокий белый дом, элегантный, но ничем не примечательный. Он светился от подвалов до чердаков мягким отблеском электрического освещения позади каждого окна. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять — абсолютная неподвижность этих огней означала, что все окна были тщательно экранированы, блокируя внутреннее пространство от нескромных взглядoв. Благопристойного вида слуга, стоящий на бордюре, махнул рукой, указывая карете въезд в конюшни, запечатанный таким образом, что никто не мог обозревать приходы и уходы из клуба.

Кучер Тибериуса дотронулся до шляпы, пообещав держать лошадей свежими и медленно водить по площади, пока мы не выйдем.

— Не стоит, — сказал ему Стокер. — Мы задержимся на некоторое время. Отведи лошадей в стойло и отправляйся в постель. Мы сами найдем дорогу домой.

Кучер одарил его понимающей улыбкой.

— Да, я был с его светлостью достаточно долго, чтобы знать, что к чему. — Он свистнул лошадям ехать дальше.

Стокер и я поднялись на обочину.

Клуб располагался на границе респектабельности и привилегий. За задним садом простирался Ист-Энд и все сопутствующие ему ужасы. К западу находился каждый бастион богатства, которым могла похвастаться столица. На перекрестке стоял этот неброский дом сдержанного благородствa, фасад из белого камня с полированной медной отделкой и глянцевыми черными ставнями. Черную дверь украшал молоток в форме звезды.

— Мадам Аврора — не что иное, как непоследовательность, — пробормотала я, вспоминая классическую мифологию. Аврора, богиня утренней зари, каждый день поднималась со своего ложа, когда звезды начинали тускнеть, собирая их в руки, чтобы украсить волосы и одеяния последними лучами уходящего великолепия.

Стокер не прикоснулся к молотку. Вместо этого он бросил взгляд на лакея у входа, стройную фигуру в трезвой ливрее черного цвета с аккуратными серебряными пуговицами. На пуговицах также были изображены звезды. Швейцар вытянулся по стойке смирно, постучав в дверь условным стуком. С самого начала я поняла, что на самом деле швейцар — молодая женщина в мужском платье. Волосы скрыты под напудренным париком, на лице маска, без сомнения, чтобы задать тон вечерним развлечениям. Я внимательно посмотрела на нее, и она неуверенно склонила голову. Стокер, не глядя, ловко бросил монету в ее сторону. Я поспешнo последовала за ним. Новое высокомерие пришло к нему с изменением внешности, будто он нацепил манеры Тибериуса вместе с одеждой. Я восприняла эту перемену с сожалением, в то же время найдя ее очень привлекательной.

Дверь распахнулась. За ней стоял человек в ливрее, на этот раз мужчина, на вид старше Мафусаила. Его полумаска плохо сидела, несомненно, из-за сложной комбинации усов и бороды, закрывавших лицо почти до скул. Он слегка качнул головой, указывая дорогу, при этом ни разу не посмотрев нам в глаза. Меня восхитила его осмотрительность.

— Добрый вечер, сэр, мадам, — произнес он низким голосом, пытаясь низко поклониться. Я заподозрила у него ревматизм.

— Я Рев…

Мужчина явно в ужасе поднял руку.

— Никаких имен, сэр, умоляю! Клуб незаметен, благодаря осторожности, потому что если бы мы были заметны, мы бы не были осторожны. — Он улыбнулся своей маленькой шутке, обнажая удивительно хорошие зубы. — Сюда, сэр, мадам.

Он заторопился, введя нас в небольшую гостиную, обставленную в изысканном вкусе. Стены были увешаны бледно-серой парчой с абстрактным рисунком звезд; такая же обивка украшала мебель; коллекция кресел сгруппировалась вокруг маленьких столиков. В нишах красовался фарфор чистого белого цветa, эффект казался успокаивающим. Единственное, что разбивало мягкие, пастельные тона — массивная вазa с рассветно-розовыми лилиями на буфете и картинa над камином, портрет женщины в профиль. Дама была задрапирована в шелка переливчитых оттенков серебра, синего и розового, у ее ног стояла лютня. Низко на лбу покоилась звездная алмазная тиара.

— Подождите здесь, пожалуйста, — инструктировал слуга. Он вышел из комнаты, тихо закрыв двойные двери.

— Удивительно со вкусом, — оценила я.

— Как все лучшие бордели, — oтметил Стокер без следа смущения.

— Вы с Тибериусом, похоже, сведущи в этом вопросе, — сказала я, осматривая узкую книжную полку. Все тома были переплетены серым шевро и отмечены буквой «А», выведенной суровой, решительнoй заглавной буквой.

— Я признаю, что неправильно провел молодость, — покаялся Стокер.

— Вряд ли это можно назвать неправильным, если ты приобрел полезные навыки.