И с той и с другой – мы одно лицо. Близнецы. Они красавицы, и я не хуже. А живу печально и одиноко. Где же справедливость? – вопрошала она, глядя на старинный портрет человека в горностаевой мантии и седом парике.

Сердце Ферлибоба буквально разрывалось от жалости к ней. И, желая её утешить, он, стараясь подражать голосом звукам завывания ветра в камине, произнес нараспев:

– Не печалься! Красавица! Тебе дано редкое счастье, доступное не всем лю-ю-ю-юдям!

– Какое? Какое счастье? Где моё счастье? – изумилась она, утирая слезы со щек и всматриваясь в портрет, в то время, как Ферлибоб продолжал её наставлять:

– Редкое счастье даровано тебе – наслаждение своей правотой-ой-о-о-о… Ра-а-а-азве ты была не права тогда на-а-а бале-маскараде? Шут вел себя отврати-и-и-тельно. Я зна-а-а-ю-ю, что он по-о-о сей день терзается чу-у-у-увством ви-и-ны-ы перед то-о-о-обо-о-о-й!

– Я так старалась с детства, многому училась… Но ничто не пригодилось мне. Я так одинока и несчастна! – жаловалась она, обращаясь к портрету, который отвечал ей голосом Ферлибоба.

– Э-э-э-т-о-о-о хо-о-о-рошо, что ты много училась. Но-о-о-о все познанные тобою-ю-ю истины-и ничего не знача-а-ат, если ты не познала одну, гла-а-а-а-вную-ю-ю истину!

– Умоляю! Открой мне эту истину. Выведи мою жизнь из тупика! – взмолилась Матильда, упав на колени перед портретом далёкого предка. И Ферлибоб ответил ей:

– О-о-о-о! Одна и та же истина зву-у-учит по разному-у-у, если ее излагают, желая-я-я сделать ее более понятной другому человеку-у-у, чтобы жизнь его стала богаче хорошими впечатлениями, а значит в мире-е-е-е стало бы одним счастливым человеком больше-е-е. В э-э-этом слу-у-учае го-о-о-олос звучит мягко, красиво, а сердце слу-у-у-шающего ра-ааскрывается, как цве-е-еток под лу-у-чами нежного солнца-а-а.

Но если ту-у-у же саму-у-у-юю истину-у ты излагаешь жела-а-ая-я-я уни-и-изить слушающего-о-о, тем что-о-о ему как ту-у-упице, несмотря на про-о-ожитые годы все-о-о еще не ведомо то, что всем давно понятно. И ты-ы-ы и сама-а-а не замечаешь, что го-о-о-лос твой ста-а-а-новится скло-о-очным, не-е-е-е-красивым. Слушать тебя становится противно, потому что-о-о ты в сущности-и-и не стремишься поделиться ра-а-адостью обладания знаниями с окружающими, а по-о-о-оказываешь свое превосходство. Неосознанно этим ты унижаешь человека. И сердце его захло-о-опывается, как лепестки цветка под натиском жесто-о-о-окого ле-е-е-е-едяного ве-е-етра. И не хочется слушать ни тебя, ни твою и-и-истину-у-у! Занудная истина – никому не нужна!

– Но что же мне делать? Как мне научиться быть другой? – спросила она у портрета.

– Сегодня ве-е-ечером… в го-о-ороде состоится спектакль. Ро-о-оль ко-оро-оля сыграет бывший шут, ко-о-оторый обидел тебя. После спекта-а-акля пойдешь в его гри-и-имерную-ю. Он бу-удет ждать тебя-а-а, чтобы дать тебе уроки постановки голоса. Настоящие уроки актёрского мастерства… – услышала она поразивший её ответ.

– Спектакль? Сегодня в городе… – удивилась Матильда, разглядывая портрет венценосного предка. Она задумалась, что же ей надеть в театр, потому что сомнений в том, что ехать нужно, у нее не было. И она отправилась в гардеробную, чтобы выбрать праздничное платье к вечернему спектаклю.

Ферлибоб глубоко вздохнул от радости, что она наконец вышла из зала и теперь можно вылезать из этих старинных доспехов. Он никак не предполагал, что ему придется в них засидеться. Тело его затекло. Руки-ноги ломило. И он стал вылезать. Но не справился, потерял равновесие и упал. Эта груда старинной бронзы разлетелась по всему залу с оглушительным грохотом и звоном. На этот шум Матильда прибежала обратно в зал. И в человеке, вылезающем из доспехов, она узнала того самого королевского шута. Всплеснув от негодования руками, она вымолвила лишь:

– Как? Это опять вы! Какой отвратительный розыгрыш! – печально произнесла она.

– Ну вот! – не растерявшись, ответил Ферлибоб. – Ваш голос звучит уже гораздо лучше! Мой первый урок уже пошел вам на пользу! Умоляю, простите, не хотел вас обидеть. Я, собственно, заглянул к вам… у вас тут всё нараспашку, все двери не заперты. Я ходил, искал, думая встретить вас, и вот полюбопытствовал, как устроен этот древний костюм. Очень сожалею. А пришел я, чтобы попросить прощения за старое, а пришлось и за новое просить прощения.

– А еще вот – билет в театр! Я пришел пригласить вас на спектакль, в котором я участвую. Будет очень весело! – сказал Ферлибоб, доставая из кармана своего черного фрака билет в театр на вечерний спектакль.

– А вы знаете, уже очень весело! – и она так искренне засмеялась, что у Ферлибоба отлегло от сердца. И она опять ушла, чтобы одеться к предстоящему спектаклю.

Пока она одевалась, он спустился в конюшню посмотреть, на чем можно отсюда выбраться в город. Карета в совершенно разрушенном виде валялась в углу. Повозка еще могла служить. Он запряг лошадь, предварительно покормив ее. Конюх ведь тоже сбежал.

Как раз и она оказалась готова. Как всегда: ее наряд, прическа – все было безупречно и подобрано со вкусом. А главное, от пережитых трудностей спесивое выражение лица совершено исчезло. И поэтому с годами она просто удивительно похорошела.

По дороге в город они весело и непринужденно болтали. Он успел дать ей несколько уроков по развитию голоса, чтобы звучал он напевнее и мягче, потому что люди слушают то, как им говорят, не меньше, чем то, что им говорят.

А его рассказы о гастролях – это просто захватывающий роман, да и только. Как только они въехали в город, она была удивлена и польщена, что едет в повозке с такой знаменитостью. Весь город был обклеен афишами гастролей с крупными буквами: ФЕРЛИБОБ. Вот какой знаменитостью стал бывший королевский шут. Когда же они подъезжали к театру, опережая толпу охотников за лишними билетами, к их повозке подбежал директор его труппы. Взъерошенный, растрепанный и несчастный, хватаясь за остатки волос на голове, он почти завопил:

– Ферлибоб! Мы в беде! Хоть отменяй спектакль! Сбежала Алина. Играть королеву в этом спектакле некому, а ведь это ключевая роль! Нужно отменить спектакль! Возвратить деньги за билеты! Город не увидит спектакль, который сделал тебя знаменитостью!!!

Ферлибоб вылез из повозки и, подавая руку своей спутнице, ответил директору:

– Успокойся, что-нибудь придумаем! А сейчас пойдем в гримерную. Он сел к зеркалу и начал гримироваться. Вошла костюмерша с костюмом короля и сверкающей короной. Ферлибоб обратился с просьбой к Матильде.

– Дорогая Матильда! Вы видите, какие у нас трудности. Помогите, пожалуйста, костюмерше подготовиться к роли королевы. Кто, как не вы, знаете, что такое придворный этикет, как носить корону и шлейф! Словом, как должна выглядеть истинная королева! – обратился он к ней.

– С удовольствием! – искренне обрадовалась она. Впервые кому-то понадобились ее мнение и понимание.

Костюмерша была очень смущена, но нужно было выручать труппу и сыграть роль королевы в вечернем спектакле. Поэтому дамы удалились в женскую гримерную, чтобы приготовиться, благо что появляется королева в этой пьесе только во втором действии.