Соблазнение. Как змея, оно пробирается в мои вены, нащупывая глубину во мне. Достигнув костей, он плотно обвивает меня, пока моя жизнь не становится заложницей, и единственным её освобождением не является путь через его лабиринт. Он владеет мной. Моя свобода в его играх.

Медленно, его руки скользят. Одна ладонь движется вверх, пока его покрытые кольцами пальцы не оказываются под подолом моего хлипкого топа, а другая в это время движется вниз.

Я должна это прекратить. Мне нужно это прекратить. Каждая часть происходящего отвратительна. Непристойна. Разрушительна. Но я не могу заставить свой рот произнести эти слова, потому что какая-то саморазрушительная, тёмная часть меня жаждет этого ощущения неизвестности. Я нахожусь под его чарами, следую за ним в темноту.

Моё тело требует ощущений, которые мучают мой разум с момента встречи с ним. Это заставляет меня откинуть голову назад к двери, когда его левая рука проводит по ноющему месту между моих бедер, в то же время как его правая рука проскальзывает вверх и сжимает мою грудь.

Сдавленный стон вырывается из моего горла, и это удивляет меня, это полное отсутствие контроля.

Мой сосок, попав под влияние его пальцев, твердеет. Его пальцы впиваются в плоть моей груди, крепко сжимая её. Я чувствую прикосновение его большого пальца к нуждающемуся месту между моих ног, и мои ноги почти сдаются, моя рука хватается за дерево надо мной, а другая ладонь прижимается сзади к двери.

— Твой разум подсказывает твоему телу, как реагировать на инстинкт, стремясь получить вознаграждение, — бормочет он, касаясь моего бедра, прежде чем лизнуть кожу длинным движением языка.

Тело, о котором он говорит, пылает. Я вздрагиваю от ощущения его языка так близко к месту, что так требует прикосновений. Внезапно мне нужно, чтобы меня трогали везде и сразу. В местах, которые вдруг жаждут контакта с тем, чего я никогда не испытывала. Он берется за моё правое бедро, перекидывая его через своё плечо, открывая меня ему.

— Это тепло, что ты чувствуешь прямо здесь? — говорит он, перемещая свой рот на набухшее место, где только что был его палец.

Я опускаю голову и смотрю на него, пытаясь дышать правильно. Он глубоко вдыхает, впитывая мой запах, прежде чем его язык выскальзывает меж его губ, и я чувствую тепло его долгого, медленного облизывания моих шорт. Шорт, которые теперь кажутся мокрыми и прилипают ко мне. Его язык скользит по влаге, проникшей сквозь ткань, прикрывающей меня, и я задыхаюсь.

— Это твоё тело готовит тебя ко мне. Эта скользкая влажность? Это твоё тело пытается сделать так, чтобы тебе было комфортнее, когда я решу тебя трахнуть, — его язык снова проводит по чувствительной области длинным, жестким движением, заставляя меня сглотнуть стон. — Но это не поможет, Брайони. Это не избавит тебя от дискомфорта, который ты почувствуешь, когда я наконец-то трахну тебя. Ты должна научиться принимать боль вместе с удовольствием. Понять, что она нужна тебе, чтобы достичь высшей награды, — он снова проводит языком по мне, и мои глаза закрываются. — Быть моей хорошей девочкой, принять эту боль и овладеть ею.

Его слова греховны сами по себе, но в сочетании с ощущениями? Я ныряю с головой в бурлящую яму пламени, наслаждаясь жжением его огня на моей коже.

Его большой палец проводит по моему соску под майкой, моё дыхание становится неровным, и он быстро опускает своё плечо, заставляя мою ногу резко опуститься на пол. Я слегка теряю равновесие и хватаюсь за дверь позади себя, чтобы найти опору, в то время как он поднимается на ноги, снова возвышаясь надо мной.

Он крепко сжимает мою челюсть, пальцы вдавливаются в мою плоть, заставляя меня смотреть ему в лицо, когда он говорит: — Но только когда ты будешь готова и будешь умолять об этом.

Я смотрю на него в недоумении. Его злая ухмылка растягивается на его губах, прежде чем он медленно ослабляет хватку, убирая руку с моей челюсти. Он отталкивается от двери и поворачивается, чтобы направиться к лестнице наверх.

В данный момент я не понимаю, что происходит. Я не знаю, кто я и что я делаю. Я просто позволила странному человеку в маске, на которого я жестоко напала на своей кухне, прикоснуться ко мне там, где меня никогда не трогали.

Больше всего я презираю то, как сильно я чувствую, что снова хочу этого.

Я поворачиваю голову в сторону и вижу своё отражение в зеркале в прихожей. Моё лицо раскраснелось и покрыто кровью того мужчины. Я не узнаю эту девушку. Она превращается на моих глазах в нечто совершенно неизвестное. В то, во что я обещала себе никогда не превратиться.

Я отвожу глаза от своего отражения, когда слышу, как он спускается по лестнице. Он спускается по ней легкой трусцой, хрустя побитым стеклом теперь уже разбитой вдребезги картины и переступая через сломанную раму. Я пристраиваюсь в углу прихожей, пока он приближается, опасаясь его. За ухом у него сигарета, а в руке складной нож, которым я угрожала ему на кухне. Тот самый, которым я его порезала. Я даже не знаю, где он его достал и откуда он взялся.

Я медленно забираю у него его, настороженно наблюдая, как он опасливо смотрит на меня, а его язык проводит по нижней губе, почти наслаждаясь моим вкусом, которым он теперь заклеймлен. Он вынимает сигарету из-за уха и кладет её между губами. Языком он двигает сигарету, вырисовывая крест, в его взгляде появляется насмешливый блеск.

Затем, как ни в чем не бывало, он поворачивает ручку входной двери и проходит мимо меня, исчезая в ночи, позволяя двери захлопнуться, когда он снова исчезает.

15. Шлюха для Сэйнта

Мало-помалу она погружается в меня.

Любопытство — это меч c клинками с обеих сторон. Для идиота оно может показаться чем-то прекрасным. Для умного человека — опасным искушением. Оно способно заставить вас сомневаться в своих мыслях и решениях. Исследуя неизвестность, человек с её интеллектом просчитывает свой выбор, его разум борется с телом в смертельной игре в перетягивание каната. Невозможно отрицать то, что говорит мне это изящное тело. Оно практически умоляет о милосердном освобождении, умоляет меня дать ей голос, в котором она всегда нуждалась. Повод отпустить себя.

Брайони Стрейт сломается для меня.

Но только после того, как я сломаю систему, которая хочет, чтобы она исчезла.

— Ах, да, Эроу. Впустите его, — слышу я, как мой босс, Аластор