Москву под надежной охраной, вместе с белоснежными одеяниями рынд, что стоили немаленькую копеечку. Торжество окончилось, а потому ненавистные одеяния он отослал с превеликой радостью.

Встреча «победоносных» полков Балка прошла как нельзя лучше — запыленные стрельцы, на многих виднелись серые окровавленные повязки, ошарашенно смотрели на торжественные одеяния царя и его свиты, и были ошеломлены, когда он толкнул им громкую речь, настоящий панегирик, с хвалительным прологом и воодушевляющим эпилогом.

По словам самодержца Алексея II выходило, что его солдаты одержали впечатляющую победу, сражаясь на равных с гвардейцами Петра. И выиграли время для подготовки к будущей виктории, потому что войска собраны и уже готовы к решающей битве.

Да и поясной поклон государя встретили с ликованием, а слова о милостях и наградах с необыкновенным воодушевлением.

— Стоило одеяние того, ох как стоило! И речью собственной сам удивлялся, не думал, что так выйдет!

Алексей хмыкнул, вспоминая представление — огромный театр, в котором каждый играл собственную роль — все были актерами и зрителями одновременно. И при этом именно он довел всех до состояния психоза, и сам упивался, видя в глазах тысяч людей искреннее восхищение молодым царем, что так заботлив, ласков и милостив. Еще бы — на марше посланные от фельдмаршала офицеры и адъютанты собрали по ротам имена двух-трех особо отличившихся в баталии солдат, да по одному офицеру, так что списки по полкам были заранее подготовлены. И когда настал торжественный момент, то началась, если принять во внимание одну из фраз «великого комбинатора» — «материализация духов и раздача слонов».

Балк стал генерал-аншефом и кавалером ордена, получив из его рук 2-ю степень награды. И авансом несколько недурных поместий и неплохой денежный куш. Столь же обильный ливень пролился на полковников, майоров и капитанов — Алексей постарался приободрить весь командный состав, даровав кому золотой крест, кому захудалое поместье, а большинству небольшие денежные награды в виде новых отчеканенных червонцев с его профилем в шапке Мономаха. Хорошие вышли монетки, полноценные голландские дукаты по золотому содержанию — такие раньше в виде наградных медалей и выдавали. Поощряя каждого, он видел фанатичный блеск в их глазах, взбодрились похлеще, чем от приличной дозы амфетамина — пришлось не раз видеть, как душманы принимали американское снадобье, в дополнение к привычному для них гашишу. Впрочем, и с ним тогда делились…

— Девять тысяч разошлось, но эффект превысил ожидания, — Алексей усмехнулся, пробного выпуска монет едва хватило. Солдаты получили по полуполтине, капралы полтину, а вот сержанты по рублю. Младших офицеров одарили червонцем — двух рублевиком, в котором, для выравнивания курса серебра к золоту, приказано считать не привычные десять, а одиннадцать гривен. Несколько десятков служивых получили серебряные кресты из рук фельдмаршала Шереметева. Деньги же вручали генералы и полковники — шли вдоль строя и каждому в ладонь соответствующую чину монету. Так что уложились в час — представление следовало не растягивать.

— Никогда бы не подумал, что обычай целовать руку царю то еще неприятное занятие, — Алексей потряс десницей, даже не пытаясь вспомнить сколько народа ее обслюнявило — немыслимая награда по нынешним временам, а для него немалый риск подхватить дивизию болезнетворных бактерий, хотя предварительно ладошку обмазали лампадным маслом. Сейчас его протерли чуть ли не с головы до ног хлебным вином, но все равно осадочек остался — в этом мире оспа и корь отнюдь не шутки, не говоря о других болячках, которые и упоминать не хочется.

— Халява сплошная, награждение непричастных, — пробормотал Алексей. — Кто из них действительно заслуживает наград, так это генерал Айгустов со своими солдатами и казаками. Они на редутах дрались до конца, а большая часть воинства прибегла к ретираде, когда на них хорошенько надавили петровские гвардейцы. Вот кого крестами осыпать нужно, жаль только, что не за меня они воюют.

Алексей поднялся с кровати, и как был в нательном белье, прошелся по комнате. Отпил кваса из серебряного кубка, шипучий напиток ему нравился, гораздо лучше, чем в советские времена — видимо технологию испортили сомнительными новшествами.

Закурил папиросу, благо окно было настежь распахнуто, и принялся размышлять. Армия «папеньки» не дошла двадцать верст до Преображенского и стала лагерем, выдвинув кругом боевое охранение — черкасы и татары донимали своими налетами. А как донцы с башкирами подойдут, так вообще весело станет — фуражирам и обозам житья не будет. Так что смысла в остановке нет, любое промедление идет ему на пользу, а не противнику.

— Может быть, замыслили что?

Вопрос повис в тишине — ответа на него, понятное дело, не имелось. А по логике событий баталия с противником, который имеет полуторный перевес в силах, если брать только обученных солдат, и двойной с иррегулярными конными полками. С учетом ополчения у него людей втрое больше, причем хорошо замотивированных.

— А если царь Петр знает о нашем превосходстве на выбранных позициях и захочет дать баталию в ином месте? Тогда придется туда выдвигаться. Или стоит подождать?!

Алексей мотнул головой, прекрасно понимая, что задает сам себе ненужные вопросы — армией командует Шереметев, который после короткого плена стал чрезвычайно осторожным, и в никакую ловушку не полезет. Так что не стоит рассуждать о том, о чем имеешь смутное представление. Все будет решено на утреннем совете, а ему следует выспаться.

— Государь! К тебе фельдмаршал, говорит, нужда великая не терпит! А дело у него тайное!

В дверь вошел дежурный рында — видимо действительно время драгоценно. Алексей моментально приказал, понимая, что встречать Шереметева в таком виде нельзя — элементарное воспитание и уважение к старшим того требует от любого, и тем более от царя.

— Одеться!

Слуги моментально принесли расшитый кафтан «надворной пехоты» с петлицами, украшенными золотистой нитью и тремя рубиновыми ромбиками. Самозванцем царевич не являлся — все кавалеры ордена святого Андрея Первозванного приравнивались к чину генерал-лейтенанта. Топнул ногой, проверяя, ладно ли сидят натянутые сапожки, нахлобучивать «буденовку» не стал. Теперь эта униформа будет на нем всегда, лишь в бою будут сверху позолоченные доспехи — и положение обязывает, и напрасно рисковать не хочется, поймав грудью шальной осколок. И тем более в живот — в это время такие раны смертельны.

— Государь, — вошедший Шереметев был в точно таком кафтане, только чин весомей. — Прибыли отпущенные из плена генералы Шлиппенбах и князь Гагарин. У него письмо вам личное от отц… от «подменыша». Я не понимаю, что происходит, но он желает мира и хочет передать вам свое царствование, отказавшись от престола. Искренне желает, чтобы ваше с ним противостояние разрешил святейший патриарх Стефан, волю которого он, безусловно, примет,